– Выпейте это, – приказал он. Брайони помедлила. – Пейте, – произнес он не терпящим возражений тоном. Брайони повиновалась. Она почувствовала обжигающее тепло в горле и поперхнулась. Через секунду ее зубы перестали стучать.
Увидев, что она вполне оправилась, он отдал ей поводья и, легко выпрыгнув из коляски, отправился осматривать взмыленных лошадей. Вскоре он вернулся.
– На них ни царапины. Нам всем повезло. Лучше дать им немного отдохнуть.
Брайони начала с достоинством приносить ему извинения и благодарить, но он резко оборвал ее, и она замолчала.
– Правильно ли я понимаю, мисс Лэнгленд, что вы квакерша?
– Моя мама была квакершей, – поправила Брайони. – И я стараюсь следовать ее принципам.
– Меня удивляет, что вы курите. Разве квакерские дамы курят?
– На этот счет нет никаких правил и предписаний. В вопросах поведения каждый из нас должен следовать собственной совести, – серьезно объяснила она.
– Как удобно!
Она робко улыбнулась.
– Нет, не для квакеров. О, для тех, кто не берет на себя труд прислушиваться к своей совести, возможно, это и удобно. Но не для меня.
– Понимаю. Вы намекаете, что у меня нет совести? – насмешливо поинтересовался он.
– А она у вас есть? – дерзко парировала она, вспомнив сцену соблазнения в библиотеке.
– Немного. Вас это беспокоит? Она помолчала.
– Да, это беспокоит меня, – серьезно ответила Брайони.
– Да? Почему? – Он заметил ее полный сомнения взгляд и усмехнулся. – Не старайтесь искать слова помягче. Я знаю, что вы должны быть чрезмерно искренней леди.
Брайони вынуждена была ответить:
– Если то, что вы говорите, правда, а я вряд ли могу поверить в это, вы должны были бы быть негодяем. Вы негодяй, лорд Рейвенсворт?
– А вы как думаете? – рассмеялся он.
– Я? – спросила Брайони, удивленная его вопросом. – Я не знаю вас. Что я могу думать?
– Мисс Лэнгленд, – начал Рейвенсворт более серьезным тоном, – я прошу вас не составлять поспешное мнение о моем характере по нашей первой неудачной встрече. – Он кашлянул, чтобы скрыть свое смущение. Юная леди рядом с ним, казалось, ничуть не была смущена темой, которую все хорошо воспитанные дамы должны находить в высшей степени неделикатной.
– Да, продолжайте, – подбодрила она.
– Это было не то, что вы подумали. Та дама знает меня таким, какой я есть, и она была не против.
Брайони молчала, и Рейвенсворт продолжил:
– Может быть, у меня и не слишком много совести, мисс Лэнгленд, но я не мерзавец! Я человек чести.
– Понятно, – уклончиво заметила леди.
– Вы будете принимать меня таким?
– Человеком чести? Буду, если это доставит вам удовольствие.
– Это не доставляет удовольствия вам?
– Раз уж вы спросили, то нет!
– Почему?
Она пожала плечами.
– Честь! И по какому же это джентльменскому кодексу чести живете вы, сэр? Кому он служит? Кто определяет правила? Как может быть честь удовлетворена дуэлями, вендеттами и тому подобным? И тем не менее вы, джентльмены, верите в это. Нет, я не думаю, что человека чести можно сравнить с человеком совести.
Насмешка в голосе Брайони застала Рейвенсворта врасплох.
– Это означает, мадам, – отрывисто произнес он, – что, если я дам вам свое слово, вы можете рассчитывать на него.
Брайони начала теребить свои перчатки, и Рейвенсворт понял, что у дамы нет желания продолжать этот разговор, но какой-то бес внутри заставил его продолжить. Он не мог это так оставить.
– Вы верите в судьбу, мисс Лэнгленд?
– Почему вы спрашиваете? – удивилась она.
– Потому что я начинаю верить, что вы действительно моя Немезида. Вас послали боги?
– С чего бы это богам насылать на вас возмездие? – усмехнулась Брайони.
– За мои проступки!
