Рэтборн не спеша подошел и поднял его.
– Ну что же! Теперь мы знаем, каковы наши отношения, – проговорил он тихо и засмеялся так, что Дейрдре испытала желание вжаться в стену и стать незаметной.
– Ты не станешь возражать, если я им воспользуюсь? Что это? Сувенир с поля битвы при Ватерлоо? Ты использовала его против пруссаков?
Молчание означало, что его догадка верна.
– Я так и думал.
Рэтборн распахнул дверь на крепостной вал и выбросил пистолет. Потом он повернулся к жене и посмотрел на нее со зловещей улыбкой. Внутри у Дейрдре все сжалось.
– Что ты собираешься делать? – спросила она дрожащим голосом и встала, загораживая собой Армана. Это не укрылось от взгляда Рэтборна, и в глазах его сверкнули вспышки гнева.
– Почему ты спрашиваешь, что я намерен сделать, а не что я должен был сделать давным-давно, то есть порвать всякие отношения с тобой и твоей семьей? О, не смотри с такой тревогой, мадам жена. Я не причиню вреда твоему бесценному братцу. Ты желала сострадания? Вот оно! Ты хотела получить Марклифф? Он твой! Я с радостью возвращаю его тебе. И надеюсь, что и ты, и Сен-Жан будете там очень счастливы. Ведь это то, чего ты хотела всегда. Верно? Он единственный мужчина в твоей жизни, кому ты доверяешь абсолютно, чью сторону принимаешь независимо от того, прав он или виноват. О, не качай головой с таким невинным видом. Ты раз и навсегда доказала, кому верна, когда нацелила пистолет мне в сердце. И уж конечно, твоя преданность принадлежит не мне. И что за болван я был, когда мечтал о том, что хотя бы раз, единственный раз в жизни, ты будешь целиком принадлежать мне. Но этого не случится, и, слава Богу, рассудок ко мне вернулся.
Рэтборн отвернулся, будто ее вид вызывал у него отвращение, и бросил через плечо:
– Итак, пора подводить итоги. Собери вещи и завтра рано утром отправляйся в Марклифф. Можешь оставаться там, пока не родится мой ребенок. А потом... потом посмотрим.
По мере того как потрясение и усталость начали брать свое, зубы Дейрдре стали выбивать дробь, и она сжала их изо всех сил. Ее горе было слишком сильным, чтобы слезы могли его облегчить. Она предала мужа и теперь не знала, как поправить дело.
Дейрдре пыталась придумать, что сказать в свое оправдание, но слова не шли с языка. То, как неподвижно он держал плечи, как сжимал и разжимал кулаки и как всей тяжестью опирался о стену, говорило о том, что он сейчас не станет ее слушать.
– Гарет, я так сожалею, – проговорила Дейрдре с чувством.
Рэтборн остался неподвижен, и ей пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его слова.
– Я тоже, Дейрдре, я тоже.
Ни Рэтборн, ни Дейрдре не услышали мягкой поступи на лестнице, поэтому появление Тони Кавано явилось для них полной неожиданностью.
– Трогательно, очень трогательно, но вызывает разочарование! – сказал он, не повышая голоса.
Луч света упал на какой-то предмет в его правой руке и отразился от него, и Дейрдре увидела, что это пистолет.
– Можете спрятать его, – сказала Дейрдре устало. – У Рэтборна никогда не было намерения нанести вред Арману.
Улыбка Тони была лишена приятности.
– О, я ни минуты не сомневался в этом. И он поднял свой пистолет.
Дейрдре испуганно переводила взгляд с одного мужчины на другого. Рэтборн отделился от стены, но поза его оставалась расслабленной.
– Значит, это был ты. Я так и предполагал.
– Неужели? – спросил Кавано небрежным тоном, хотя костяшки его пальцев, сжимавших пистолет, побелели, и это выдавало его с трудом скрываемое беспокойство. – Смею в этом усомниться. Если ты подозревал, почему не убил меня в каком-нибудь укромном местечке без сожаления?
– Я не собираюсь убивать тебя, Тони. Это будет не убийство, а казнь, хотя результат для тебя будет тот же. Ты был и есть предатель. И то, что я намерен сделать, предпочтительнее долгого и нудного судебного процесса и прилюдного повешения. – Рэтборн старался говорить так, чтобы его голос звучал убедительно: – Даже если тебе удастся заставить замолчать нас обоих, меня и Дейрдре, тебе не удастся избежать ответственности. О тебе знают. – Рэтборн понизил голос до шепота: – Игра окончена. Сдавайся, Тони. Обещаю проявить благородство.
И тут привычная маска доброжелательности и благообразия спала с лица Тони.
– Я так не думаю, – злобно проговорил он и покачал головой, будто пытался прояснить свои мысли. – Нет. Если бы ты как следует пораскинул мозгами, я бы уже был мертв.
– Ты уже мертв. Я щадил тебя только потому, что у меня были некоторые предположения насчет Сен- Жана – я подозревал, что он твой приспешник. Мне надо было знать о нем всю правду.
– И что же ты узнал?
– Узнал, что он не виноват, как только увидел этот пистолет в твоей руке. Я узнал бы его где и когда угодно. О'Тул держал его в комнате с инструментами.
Тони издал ехидный смешок:
– Умно! Нечего сказать! Очень умно, Гарет! Но потехи ради, если предположить, что Сен-Жан был в заговоре со мной, какую участь ты бы ему уготовил?
– Ты знаешь ответ на этот вопрос не хуже меня.
