Когда Леонов очнулся и открыл глаза, он увидел над собой смуглое, заросшее лицо. Скользнул взглядом вниз. Человек был в белом. Леонов закрыл глаза.
— Жив! — донесся, словно издалека, очень знакомый голос. Только чей, — Леонов никак не мог вспомнить. А голос твердил:
— Жив, курилка, жив!
Да это вроде Муха? Он вновь поднял Беки.
— Михаил Омарович, — сказал он тихо и зашевелился.
— Лежи, лежи, — сказал Мухамедзянов и поднялся. — Как ты себя чувствуешь?
— Слабость.
— Естественно. Но это пройдет. Главное, что выкарабкался. А я уж, признаться, надежду потерял.
— Леша, — позвал дорогой и милый голос.
— Ухожу, ухожу, — заторопился подполковник. К изголовью подсела жена.
— Вот как у нас с тобой: то ты ко мне в больницу, то я к тебе.
— Где Аленка и Вовчик?
Леонов зашевелился.
— Лежи, лежи. Все в порядке. Так и гостят в деревне.
— Ты давно там была?..
— Я туда не ездила.
— И правильно.
Он закрыл глаза. Затылок налился свинцовой тяжестью.
Вечером к нему заглянул Носов.
— Ну, как, колдун? — раздался его сочный жизнерадостный голос. — Я предупреждал…
— Ничего. Обошлось, вроде, — Леонов через силу улыбнулся.
— Вижу. Рад. Ну, ладно. Тут я тебе кое-чего принес.
Носов положил на тумбочку большой полиэтиленовый пакет.
— Ешь и поправляйся. Да, тебе весь отдел привет передавал. И пожелание, чтобы быстрее выздоравливал. Высоко тебя затащили, — сказал он, подходя к окну.
— Не вставал, не знаю. — Леонов глубоко вздохнул.
— Бережет тебя Муха… Нашего у твоих дверей посадил. Ладно, что-то я разболтался. Дел куча. Бегу. Ну, пока! — он помахал рукой и удалился.
XXII
Когда через несколько дней Леонов ввалился в кабинет Мухамедзянова, тот от неожиданности аж поднялся в кресле.
— Здравия желаю, товарищ подполковник, — сказал Леонов. — Разрешите сесть.
Мухамедзянов вскочил.
— Лежать! Приказываю лежать! Я тебя… мать твою… пороть буду. И где ты такой дурной выискался? Кто сейчас так работает! Ну я, старый дуралей. Меня не переделаешь, прежней закалки. А ты? Ты посмотри на себя, посмотри по сторонам? Да разве сейчас так работают! Лежал бы себе, книжечки почитывал. А ты приперся, здрасте… — подполковник сердито хлопнул себя по бедрам.
— Разрешите сесть, товарищ подполковник.
— Садись, — Мухамедзянов повернулся к окну.
— Нет, надо же! Приперся! На ногах не стоит, а туда же!
Он подошел к Леонову. Положил руку на плечо.
— Ну как, Леш?
— Нормально, — Леонов попытался улыбнуться.
— Нормально? Да где там нормально. Твоих убивцев не нашли. Но ходим мы около них совсем рядышком. Почуяли, гады, твое дыхание, почуяли. Навел ты шороху, навел…
Подполковник выдвинул стул и сел рядом.
— Ну, ладно, — он хлопнул Леонова по колену, — выздоравливай… Потом видно будет…
— Вы что, Михаил Омарович? Хотите бросить это дело?
— Бросить? Бросить не удается. Но отдали его Бурову, как ты и просил. Пусть копается, — сказал подполковник, выбивая барабанную дробь своими худыми, прокопченными пальцами.
— Не-е… — Леонов попытался покачать головой, но схватился за затылок.
— Болит?
— Сейчас лучше.
— Гады! — подполковник вскочил. — Но мы их все равно найдем. Никуда не скроются.
— Михаил Омарович, хотя я не довел до конца, но по материалам, которыми я располагал, «кассирша» была наводчицей спекулянтов. Мне не удалось это проверить до конца, но все говорит о том, что наши торганули японским товаром в Красноярске. След повел в универмаг.
Подполковник посмотрел на Леонова.
— Мы проверим, Леша. Слушай, хоть и не твое это дело, но, по всей видимости, ты зацепил местных толстосумов. Может, это их работа? — он кивнул на голову майора.
Леонов неопределенно пожал плечами. Подполковник вернулся на свое место и нажал кнопку.
— Найдите старшего лейтенанта Попкова. Пусть ко мне зайдет.
Лейтенанта нашли быстро.
— Разрешите? — раздался с порога звонкий голос.
Мухамедзянов кивнул.
— Слушаю Вас, товарищ подполковник, — Попков вытянулся.
Мухамедзянов довольно улыбнулся.
— Проверь, Попков, какие товары — имеется в виду импорт — в этом полугодии поступали в универмаг.
— Все?
— Пока все.
— Есть. Разрешите идти?
— Идите.
Старший лейтенант вышел.
— Ты в больницу?
— Придется, — Леонов виновато улыбнулся.
— Я распоряжусь, чтобы дали «дежурку».
Майор, держась за перила, медленно спустился по лестнице. Зашел в свой кабинет. Достал разграфленный листок. Тот самый, над которым он «колдовал», как любит выражаться Носов, в тот злополучный вечер. Леонов еще раз внимательно посмотрел на него, затем стал перебирать какие-то листочки. Нет, он не ошибся. Его предположения подтверждались разными источниками. Он аккуратно сложил лист и снова спрятал все в сейф.
На улице у входа стоял старый, потрепанный уазик. Шофера не было. Леонов вернулся обратно. Суховский, повернувшись спиной к пульту, сидел на столе. Напротив него на подоконнике примостился пожилой худощавый старшина. Его седоватые, мягкие, как пух, волосы шевелил ветерок, врывающийся через открытую форточку. Увидев Леонова, оба поднялись. Суховский занял свое место, а старшина остался стоять, подпирая подоконник.
— Как чувствуешь себя, майор? — спросил старший лейтенант.
— Нормально, — ответил Леонов. — Скажи лучше, кто дежурит? Гена?
— Нет, Петро. Да он сейчас подойдет.
— Болит? — участливо спросил Суховский, подвигая Леонову свой стул.
— Чешется.
