— Значит, проходит. — Суховский повернулся к пожилому милиционеру. — Слышь, Тарасыч, бандюги чуть не угрохали майора.
— Слыхал… Наглеют… Сволочи… — Тарасыч достал смятую пачку сигарет, вытряс из коробки несколько штук, протянул майору. Леонов отрицательно покачал головой. Суховский потянулся за сигаретой, аккуратно размял ее, постучал о стол, смахнул на пол табачные крошки.
— Ты знаешь, Тарасыч, а ведь все беды у майора начались с того дня, когда, помнишь, ты сказал, как только что в банке кооператор взял несколько десятков тысяч на получку, — он чиркнул зажигалкой, затянулся.
— Как не помнишь. Помню. Целую кучу денег сгреб в сумку и пошел. И еще помню, когда я сюда приехал и рассказал тебе об этом, здесь капитан Носов был. Он еще как-то засуетился тогда.
— Да, точно, — подтвердил Суховский. — А потом полетел куда-то, даже на лестнице загремел.
— Точно, точно. Мы еще с тобой засмеялись: то ли от удивления грохнулся капитан, то ли спешил очень, — старшина улыбнулся.
Запищал телефон. Суховский повернулся, поднял трубку.
— Да. Нет, — он положил трубку.
— Упадешь, — сказал он, — сорок тысяч — деньги.
— Да… — Тарасыч встал. — Ну, что, мне пора на службу.
— Тебе до утра? — машинально спросил Суховский, хотя прекрасно знал, что ему предстоит дежурить в банке всю ночь.
— Я пошел, — Тарасыч взял лежавшую на подоконнике фуражку, надел ее. Посмотревшись в оконное стекло, поправил.
— Подожди. Петро бежит. Подбросит.
— Не надо. Время еще есть. Хочу пройтись.
— Ну, смотри. Петро, — обратился Суховский к вошедшему молодому высокому крепышу, — подбрось майора до больницы.
Петро зыркнул на худощавую фигуру Леонова и весело сказал:
— Есть.
XXIII
Леонов вышел на работу через несколько дней. Когда он открыл дверь кабинета, на него пахнуло сыростью. Было душно. Видимо, все эти дни уборщица не открывала форточку. Леонов открыл ее, постоял у окна. С улицы потянуло резким запахом бензина, выхлопных газов. Он захлопнул форточку. Потом достал из сейфа бумаги и неторопливо принялся раскладывать их на столе. Но его занятие прервал телефон. Майор поморщился, но взял трубку.
— Майор? Казачков. Тут тебя спрашивает какая-то девушка. Говорит, по делу Васильевой, но назвать себя отказывается. Ходит, между прочим, несколько дней. Все ждет тебя…
— Пусть зайдет, — майор положил трубку.
Вскоре дверь отворилась, и на пороге Леонов увидел Олю. Он пошел ей навстречу. Взял стоявший у стены стул, поставил рядом со столиком, усадил девушку. Она тихо опустилась на стул.
— Как мама? — спросил Леонов, глядя на Олю.
— Ей лучше, — тихо сказала она, потом спросила: — Почему вы не приходите? Вы же обещали.
Майор вздохнул.
— Я, Олечка, болел. Только сегодня вышел на работу.
Оля, убрав руки с колен, положила их по-школьному на столик.
— Мама, когда пришла в себя, вспомнила, что у одного из бандитов на руке была женщина… неодетая. Стояла на сердце.
— Это все?
— Все. Больше мама ничего не помнит.
— Спасибо, Олечка, большое спасибо. Это очень важно. Очень, — повторил майор.
— Ну, я пойду, — сказала девушка и поднялась. Майор проводил ее до самого выхода на улицу.
Не успел он расположиться за столом, как дверь вновь приоткрылась. Показалась голова Носова.
— О! Кого я вижу! Ты уже тут горишь?
Он вошел, радостно улыбаясь, протянул руку. Леонов посмотрел прямо в глаза капитану и спросил:
— Ты знал, что Васильев получил сорок тысяч?
Носов опешил. Он походил на бегуна, вдруг наткнувшегося на преграду и вынужденного остановиться, не понимая, что произошло.
— Ты что это? Уж не меня ли подозреваешь? — Лицо Носова побледнело. — Ну, знаешь, друг! Да я тут все время торчал, каждый подтвердит… Нет, надо же подумать, — он театральным жестом вскинул руки, — ты, может быть, скажешь, что я и на тебя напал.
Леонов вздохнул.
— Куда тебя понесло… Я спросил просто так.
— Думай, что спрашиваешь, — с горечью в голосе сказал Носов, круто повернулся и вышел.
Леонову сегодня явно не везло. Снова раздался телефонный звонок. Леонов узнал голос Бурова.
— Зайду? — спросил он. Леонову стало ясно, что подполковник выполнил свое обещание.
— Заходи, — безразличным тоном ответил майор, продолжая вглядываться в бумаги.
Буров пришел с папкой в руках.
— Привет, — сказал он и сел, бросив папку на бумаги Леонова.
— Слушай, что у тебя есть по этим рэкетирам? — и не дожидаясь ответа, выпалил — Поеду в Минводы. Водички попью. Женщин в это время там, говорят, много съезжается. Не заметил?
— Не заметил, — Леонов пробежал глазами какой-то клочок бумаги, скомкал его и бросил в корзинку.
— Уверен, что ты хлопнул ушками, бросив заниматься тем кавказским происшествием. И без лупы видно, что они его угробили. Концы прячут… Я их выведу на чистую воду. Так что считай, это дело я раскрою.
Леонов поднял голову.
— Слушай, капитан, а почему ты заговорил об этом деле?
— Забыл тебе сказать — мне поручили вести его до конца. Я с ним быстро управлюсь.
— Какое дело? — Леонов начал игру, будто не понимая, о чем идет речь.
— Как какое? Разве тебе не ясно?
— Нет.
— Да это самое, ну… пожгли женщину.
— А, так бы сразу и сказал, что тебе передали дело Васильевой.
Леонов аккуратно переложил одну из бумажек в папку. Видя, что его сообщение не вызвало у майора никакой реакции, Буров поднялся.
— Да, если у тебя есть какие-то документы по этому делу, прошу передать мне.
Леонов, продолжая разбирать бумаги, ответил, не глядя на капитана:
— Никаких документов по этому делу у меня нет, — он сделал ударение на слове «этому».
— Как нет? Ты ведь столько времени…
— Шел по неправильному следу. И тебя не хочу сбивать. Понял?
— Понял.
— И второе. Ты знаешь, как осуществляется передача. Изволь выполнять.
Буров поднялся.
— Ну, ты и бюрократ!
— Какой есть.
После ухода Бурова Леонов собрал бумаги и позвонил дежурному.
