— Ну, что же, как говорили в старину: с богом!
VIII
Бригаду Леонов нашел, как и говорил Васильев, в бывшей гримерной старого Дома культуры, где бригада вела ремонт.
Густой табачный дым ел глаза, выбивая слезы, как на химкомбинате. На небольшом столе среди бутылок из-под кефира и газировки, немытых стаканов, кусков недоеденной колбасы и хлеба валялась разбросанная колода карт. На краю стола, опираясь на одну ногу, сидел сумрачный обросший брюнет. Его широкие плечи были вяло опущены. Одет он был в пеструю грубой домашней вязки кофту. Остальные члены бригады, — кто лежа, кто сидя на чем попало, — вели какой-то разговор. При появлении Леонова они замолчали, неприязненно глядя на него. «Семеро. Все на месте», — отметил про себя Леонов.
— Здоровеньки булы, — постарался придать веселость своему голосу.
Ему не ответили.
— Кто будет старший? — спросил майор, глядя на брюнета и ничуть не смущаясь от такого приема.
— А тэбэ зачэм? — сказал тот, опуская ногу, словно готовясь к прыжку.
— Дело есть, — спокойно сказал Леонов.
— Какоэ?
— Да хочу работенку предложить.
— Нам этой хватает, — сказал, поднимаясь сухощавый хлопец с густыми нечесаными волосами льняного цвета.
— Ты что рубишь? — повернулся к нему сидевший на корточках напарник. — Может, дело скажет, а ты… Хватает… Говори, зачем пришел.
— Ведут себя спокойно. Тревоги, вроде, не видно. Может, не впервой, пообвыкли? Таких и не заметишь, — стучало в голове.
— Да я хотел на дом… пионеров позвать.
— А, — как-то разочарованно сказал парень, доставая из кармана пачку сигарет. — Будешь? — он ловким движением выбил сигарету и протянул пачку Леонову.
— Не курю, — с сожалением сказал тот.
— Утрами, поди, бегаешь? — парень сунул сигарету в рот.
— Как придется.
— Молодец! Давай-давай. Здоровеньким помрешь, — с насмешкой сказал парень, чиркая зажигалкой. Затянувшись пару раз и выпустив густые клубы дыма, продолжил: — Мы там бывали. Гроши жалеют. А сделать можно. Для детей, — в последних словах Леонов уловил иронию.
— Гроши, говоришь, жалеют? — майор подошел вплотную к парню и потеснил его на свернутом матрасе, на котором тот сидел. Парень молча подвинулся. Затягивался он с каким-то наслаждением, словно демонстрируя величайшее удовольствие от самого процесса курения. Сделав несколько глубоких затяжек, он возобновил разговор.
— А я не хочу лишать себя удовольствия. Много ли его выпадает на нашу долю? Молчишь? То-то! А насчет жизни… Дед у меня до сих пор махру потягивает, и ничего. Врачи все врут.
— В Америке многие теперь бросают курить, — Леонов помахал рукой, разгоняя клубы дыма.
— А что Америка? Америка! Мы сейчас, по-моему, все у ней перенимаем. А толку-то что? У нас свой путь…
— Хорошее-то почему не взять? — Леонов поддернул на коленях брюки.
— А мы все берем. И хорошее, и плохое. А я пока буду курить.
— Пока… кури, — Леонов засмеялся. Улыбнулся и парень. Посмотрев на остатки сигареты, он затянулся поглубже и положил сигарету на кирпич, который был утыкан окурками, как подсолнух семечками.
— Ты про старшего спрашивал, — повернулся он к майору. — А старшего у нас нет. Был и пропал. Сами с утра ждем.
Парень подбросил зажигалку, поймал ее на лету и спрятал в карман.
— Исчез падла куда-то, — вступил в разговор другой с льняными волосами, зло ворочая глазами.
— Гроши бы не слямзил, — поддержал его курильщик.
— Слышь! — соскочил со стола брюнет. — Мэнэ гроши нужны! Гдэ оны?
Леонов молча пожал плечами, не спуская глаз с брюнета.
«Морда такая разбойничья, — подумалось Леонову. — Может, он?..»
— Слышь, друг, ты на меня не при. Гроши у тебя есть.
— Гдэ есть? — брюнет зло сверкнул глазами.
— Без денег по лавашным не лазят. А я, вроде, тебя там вчера видел под вечер, — майор говорил спокойно, уверенно.
— Мэня? — взгляд брюнета стал остервенелым.
— Вроде, тебя.
— Э! — махнул брюнет рукой. — Глазами смотри. Скажи ему, Сэма.
— А что сказать, — тот, которого назвали Семой, лениво повернулся, — мы вкалываем… Если кто и отойдет на минутку… Делов-то…
— Сэки, — сказал брюнет.
— Да мне-то что, — майор обратился к курильщику, словно ища у него поддержки, — куда нас поперло… Я не за этим пришел. Тут уж увольте. Гроши свои ищите сами. Ну, так что, не договоримся? — Леонов поднялся.
Брюнет загородил ему дорогу.
— Ты хто будэшь?
— Я? Завхоз.
— Э! — махнул рукой брюнет и сел на место. От резкого толчка крышка стола поднялась, загремели по полу бутылки.
— Осторожно, Спартак! — прикрикнул курильщик и стал собирать посуду.
Леонов решил больше не задерживаться.
— Ну, бывайте, — сказал он и пошел к выходу. С порога добавил:
— Эх, вы! Для детей не хотите добро сделать.
Сему словно ударило током. Он подскочил и заорал:
— Ты! Завхоз! Мать твою… Ты повкалывай, как мы, с утра до ночи. Тогда я посмотрю, как будешь грошами разбрасываться. А то мы им будем помогать, а аппаратчики себе дачи за счет трудяг строят. Пусть эти деньги детям и отдадут. Так вот, хрен я тебе свою копейку отдам!
— Ты что-то, Сема, разошелся! — курильщик опять подбросил зажигалку. Резко повернувшись, щелкнул зажигалкой перед самым семиным носом.
— Иди ты, — выругался Сема и, махнув рукой, отвернулся.
— Слышь, завхоз, это он у нас так… Горячий. Утрясется. Да, Сема?
Сема что-то пробурчал, опускаясь на лежанку.
— Вот видишь, завхоз, все улаживается. Ты погодя приходи. Покалякаем. Смотришь, и наш бугор притопает. Авось и договоримся.
— Ну, бывайте! — Леонов прикрыл за собой дверь.
Он шел медленно, припоминая и обдумывая каждое слово. Не ясна была роль Спартака. По оценке Васильева, он был работягой, рычагом бригады, но жаден до денег. Сейчас же выглядел абсолютно пассивным. К тому же вчера, похоже, никуда не отлучался. Не вызывали подозрений и остальные. Они даже не пошевелились, безразлично наблюдая за происходящим. Что это? Игра? Неужели что-то почуяли и стараются себя не выдать? Или, хуже, спугнул? И для чего бригаде воровать собственные деньги? Потом еще раз сдернуть с вожака? Трудно в это поверить, но и исключить нельзя. Кто-то один из них хотел взять
