жертв», — говорит он, если я жалуюсь и дрожу от холода перед открытым окном. Во время работы ему нужен свежий воздух.
Мы сравниваем рисунки, и я вижу, что сравнение не в мою пользу. Заметно, что вдохновение художника пробуждается при виде классических форм натурщицы, ценимых им наравне с Венерой Милосской. Он говорит, что у меня нет обаяния, нет души. Мое тело хорошо в постели при выключенном свете. Его нельзя использовать как модель.
Я, конечно, не первая в жизни Стефана. Как было, например, у вас, когда вы встретились. До меня он был помолвлен с дочерью известного художника. Необыкновенной красавицей и вообще во всех отношениях необыкновенной. Вся семья (всего пять дочерей) оказала на него большое влияние. Стефан смотрел снизу вверх на импозантного авторитетного отца и начал подумывать о карьере художника. Патриархальная семья восхищала его. Он восторгался мягкостью матери и старшими сестрами Беаты, самоуверенными, сильными личностями. Беата походила на свою кроткую мать. По словам Стефана, она была самой женственной и домовитой из пяти девочек. Пекла чудесный хлеб, солила огурцы и варила нежный джем к чаю.
Стефан не мог выкинуть из головы семью бывшей невесты и жаловался, что я не пеку и не готовлю соленья, как Беата. Я спросила, почему он расторг помолвку, на которой были и кольца, и застолье с кучей тостов. Мне не удалось добиться вразумительного ответа. Я услышала лишь невнятные жалобы, что он не пожелал войти в буржуазную семью и играть роль безупречного зятя. Ему было не по себе с обручальным кольцом, он снимал его, выходя в город. Непонятно, как связать это с тем восхищением и обожанием, которые звучат в его голосе, когда он говорит о Беате, будто траур носит. И для меня загадка, почему он на ней не женился. Не понимаю, что же было не так с чудесной семьей, которую он превозносит до небес.
Отец, известный художник, узнав о размышлениях Стефана об искусстве, без его ведома послал рисунки и картины на приемные экзамены в Академию художеств, после чего Стефана приняли. Дал ему путевку в жизнь. Почему же ты так неблагодарен? Отблагодарил его, бросив дочку? — кричу я Стефану. Не могу выносить бесконечных намеков на Беату. Каждый раз, когда он ее упоминает и хвалит за мой счет, от меня как будто отрезают кусок мяса. Я становлюсь все меньше и меньше, пока не исчезаю совсем. Чувствую себя живым макетом той, когда-то (а может, и теперь) так любимой. Не знаю, что делать.
Можешь гордиться мной, мама. Я начала делать соленья и печь по рецептам, которые раздобыл Стефан. Домашние дела могут быть интересными, но по молодости я этого не понимала. Была вроде как на подхвате, поваренком. Резала петрушку, лук, чистила картошку, а ты жарила и пекла. Не посвящая меня в тайны кулинарного искусства. В свое время ты прислуживала в больших хозяйствах в Ютландии и сделала меня своим подобием. Может, это была единственная знакомая тебе роль, единственная, которой ты могла меня обучить.
Я еще и шью по оригинальным эскизам, нарисованным Стефаном. Но к своему ужасу, обнаружила, что мое недавно сшитое пальто — точная копия Беатиного. Это когда я в первый раз пошла с ним на концерт в «Одфеллоу палеет». На мне было новое зеленое пальто-трапеция из бархата. Чего мне стоило его сшить! Но в итоге все получилось, и «одежда создала человека». Я гордилась собой, чувствовала, что именно в этом пальто Стефану не будет стыдно пойти со мной.
В антракте он внезапно исчез, не проронив ни слова, и подошел к двум женщинам, помоложе и постарше, похожим на мать и дочь. На молодой было зеленое пальто — один в один мое. Это могли быть только Беата с матерью. Стефан принес двум элегантным женщинам лимонаду из бара и оживленно с ними общался. После антракта он прошел с ними в зал. Я осталась одна. Когда фойе опустело и двустворчатые двери в концертный зал закрылись, я ушла.
Стефан вернулся домой ночью. Я уже не плакала. Если что и способно превратить его в лед, так это женские слезы. Он совершенно не понял моей реакции. Если я не понимаю, что он обязан был проявить внимание к своей бывшей невесте и теще, то мне следует поучиться элементарной вежливости. Его обвинение повергло меня в ступор. Лучше бы ударил. Этого я ему, правда, сказать не осмелилась. Но позже, оттаяв, он предложил мне ткать, как это делает Беата, которая учится в Высшем училище прикладных искусств. Я купила подержанный ткацкий станок, сижу и прилежно тку. По-моему, уже неплохо получается. Сейчас тку шарф, в подарок Стефану на день рождения. Только теперь я чувствую, что по- настоящему стала с ним единым целым.
Стефан сейчас редко бывает дома. Весь день в академии, а по вечерам по большей части работает статистом в Королевском театре. На куске полотна я нарисовала трех цапель с распахнутыми крыльями, яростно дерущихся друг с другом. Две одной величины, третья поменьше. Я представляю их как двух самцов и самку. Не спрашиваю, что он думает о дерущихся птицах.
Сначала он хотел, чтобы на вышивке были три дерущиеся змеи, но я не захотела. Боюсь змей. Это привело его в необъяснимую ярость. Змея была священным животным уже у древних египтян, сказал он, как я смею осквернять ее своим цыплячьим страхом? Взял рисунок со змеями, положил его обратно в ящик комола и сказал, что использует этот мотив в литографии. Может, вы помните, что вскоре после нашей свадьбы он ездил в Египет на стажировку. И там, в надписях и барельефах, нашел подтверждение божественности змей. К сожалению, он заболел и вернулся раньше времени. Оправился только через несколько месяцев. Говорит, что без меня больше никогда так далеко не поедет.
По вечерам, в ожидании Стефана, я вышиваю скатерть с цаплями. Бесконечный сизифов труд, вышивка гладью и тамбурным швом. Уютно ждать его с чаем и булочками. По-моему, нет ничего страшного в том, что мы так редко видимся. Я доверяю ему, я абсолютно уверена, что у него нет других женщин, хотя после своих походов в кино он возвращается далеко за полночь, поскольку часто встречает кого-нибудь из друзей, случайно оказавшихся на том же сеансе.
Забыла сказать, что взяла академический отпуск. Пришлось наняться на еще одну работу. В офисе. Так что теперь у меня две работы по полставки, вместе — полный день. Это ненадолго, надо поправить дела. В Копенгагене жить дорого, хотя мы и экономим. Да и учебники мои обходятся дороже, чем я предполагала. Это самая моя большая головная боль в смысле денег. Трачу много времени на поиски подержанных в «буках». Уже хочется обратно в университет. Для меня предпочтительней работать головой. Руки у меня не тем концом пришиты.
Папа, ты не мог спокойно смотреть на то, как я копаюсь. Шнурки мне завязывал до двенадцати лет. Все у меня отнимал. Ножницы, когда мне надо было сделать обложки для учебников, нож, когда собиралась резать сыр, даже линейку и карандаш, если нужно было начертить ровные линии. Перед отъездом ты упаковал мой чемодан. Как аккуратно ты сложил одежду. Ни единой складочки не было, когда я ее распаковала.
Вечером пытаюсь выкроить время для самообразования. Читаю по университетскому списку. Учеба без лекций — совсем не то. Скучаю по большим аудиториям. По сокурсникам и вдохновению, которое дают профессора. Я будто заживо похоронена в брачном гробу. Не надо мне так говорить. Это нехорошо по отношению к моему любимому мужу, который ввел меня в большой интересный мир. Что со мной? Почему я так неблагодарна?
Давно я вам не писала. Дело в том, что я начала жить своей жизнью. Вместо того чтобы сидеть дома и до утра ждать Стефана, хожу развлекаться в город. Я обнаружила, что нахожусь в ладу с собой, только когда у меня есть любовник. Не понимаю, почему я такая. Со мной, видно, что-то не так. Моральный изъян. И мне необходимо облегчить перед вами совесть.
Стефана никогда нет дома, так что времени у меня предостаточно, и квартира есть для встреч с любовниками. Или у меня дома, или у них. Изредка в гостинице, но это так грязно. Я встречаюсь с ними один, максимум два раза, затем бросаю. Не желаю привязываться. Мои чувства предназначены для Стефана. В смысле чувств я по-прежнему девственно чиста.
Стефан для меня — единственный. Лучше один раз с ним, чем сотни раз с любовниками, которые
