она вообще с большим удовольствием дала бы давно деру, но Инфант ее придерживает руками, чтобы не сдвигалась далеко в сторону. В общем, — объяснил я участникам драмы еще раз, — диалоги я потом распишу по ролям и предоставлю заранее, чтобы все подучили немного. Ну а потом, когда переговоры срываются и приводят абсолютно ни к чему, хулиганы подступают полукругом и начинается физическое измывательство над Инфантом. Иными словами, сплошное массивное избиение.
— Вот это хорошо, — согласился Илюха. — Это грамотно, про измывательство, давно пора поизмываться над ним вволю.
А вот Инфанту идея не понравилась. Он тут же встрепенулся, эмоционально возражая:
— Как избиение? Как это массивное? Зачем? Для чего? Не надо избиения! Ведь мы девушку собирались насиловать, не меня же.
— Можно и тебя заодно, — произнес себе под нос Илюха, но не злобно произнес. Скорее по-дружески, с доброй назидательной усмешкой.
— Да ладно, все путем, Инфантище, не дрейфь, — перешел я на хулиганский жаргончик. Потому что привык в роль вживаться заранее и наверняка. — Кончай менживаться. Матрос ребенка не обидит.
Но Инфант менживаться не кончил.
— Каким таким путем? — заявил он крайне скептически. — А кто про массивное избиение упоминал?
— В театр тебе надо бы сходить, Инфантик. Хотя бы раз. Ну ладно, театр. Ты кино смотрел? Видел там драки и смертоубийство? Так вот я тебе сейчас секрет приоткрою. — Я выдержал небольшую паузу. — Актеры до сих пор живы и во время съемок совсем не пострадали. Одну сплошную симуляцию ты на экране наблюдал, полное дураченье наивной публики. Вот и мы так же с твоей девушкой поступим. Мы только сделаем вид, что тебя бьем, а на самом деле ты и не почувствуешь ничего. Плохого, во всяком случае.
— Ну, не знаю. Я бы так опрометчиво не обещал, — снова пробурчал под себя Б.Б.
А Инфант молчал и обдумывал.
— Так что, — вдруг осенило его, — вы и Наталью насиловать не будете?
— Почему же, почему же… — снова пробубнил Илюха, но я его заглушил.
— Ты чего, Инфантик? — не поверил я. — Тебе, похоже, не только твоя девушка не дает, тебе вообще мало что в жизни само добровольно дается. А если ты и добираешься до чего-то, то только после длительного, тяжелого, изнуряющего труда. Зачем нам ее насиловать? Нам и так хватает. Мы ведь все это для тебя устраиваем, забыл, что ли?
— А… — протянул удовлетворенно Инфант, и мой план сразу стал вызывать у него значительно больше доверия.
Короче, общая диспозиция такая. Мы Инфанта якобы избиваем, но так, что девушка о «якобы» ничего не подозревает. А наоборот, в ее помраченном сознании все выглядит до ужаса серьезно. В результате Инфант падает обессиленный на колкий лесной настил, а мы тут же переориентируемся на девушку. Как ее имя-то? Ну да ладно. Так вот, начинаем ее недвусмысленно домогаться, за руки дергать, предложения грязные ей делать, ну, может, схватим разок для пущей убедительности за что-нибудь округлое. То есть мы всем своим рукоприкладством демонстрируем свою неприкрытую сексуальную агрессивность. И может быть, мы ее и проявили бы, агрессивность эту, — тут я обвел внимательным взглядом участников и остановился на одном из них, — но ошибка наша, Б.Б., в том, что мы начисто позабыли о мужественном Инфанте.
И я снова обвел окружающих выжидательным взглядом.
— Нам-то казалось, что он бесчувственно лежит на мягком лесном настиле, но, оказывается, мы ошиблись. Недооценили мы его. Оказывается, он не бесчувственно лежит, а наоборот — вполне чувственно лежит. Да и то недолго. Видишь ли, Б.Б., дело в том, что мы, увлеченные своей сексуальной агрессией, не замечаем, как приподнимает Инфант свою избитую, но не сломленную голову, как вглядывается он мутными зрачками в начинающийся сгущаться сумрак. И там, в сумраке, размытые контуры трех фигур начинают постепенно проясняться, и видит Инфант одну напуганную девушку и двух откровенных насильников. А когда приглядывается, понимает что это его собственная девушка, та самая, которая так долго ему не давала. И вот сейчас, прямо на его глазах, она может стать легкой сексуальной добычей двух не заслуживших ее халявщиков. Ну кто от такого не разъярится? Особенно если сам до этого безрезультатно ухаживал за ней целый месяц? И все воздерживался и воздерживался, как теперь выясняется, совершенно напрасно. Вот и обычно уравновешенный Инфант, завидев такую жгучую несправедливость, не на шутку разъярился. И дал волю своей ничем не сдерживаемой ярости. И, как выяснилось, Б.Б., разъяренный Инфант — это страшная история не только для женщин.
— Это точно, — закивал Илюха, соглашаясь.
— Короче, лихо подлетает он к нам, как будто не били и не колотили мы его до этого наотмашь, и точными, натренированными ударами рук повергает нас наземь и продолжает добивать тупыми носками своих мягких ботинок. Ты смотри, Инфант, мягкие ботинки не забудь надеть, с обязательно тупыми носками. А то я знаю тебя, ты вполне можешь не рассчитать ярости удара.
Вот здесь, — не согласился Илюха, — ты, товарищ сценарист, немного погорячился. И переборщил. Чего-то очень громоздко у тебя получилось, перемудрил ты с тем, как он нас бить будет. При чем тут ботинки и зачем вообще нас добивать? Руками вполне достаточно будет. И не надо нам повергаться наземь, нам куда проще в чащу леса ретироваться на заранее подготовленные позиции. Потому что насильники, они вообще трусливые в душе, и если им сопротивление оказывают, они не бьются до последнего издыхания, а пытаются тут же малодушно убежать. Так что давай не извращать давно разработанный и отточенный образ.
— Старикашка, — пригрозил я, — не вмешивайся в производственный процесс. Расплескаешь. Хотя про бегство — это разумно, бегство усиливает действие, добавляет «экшен», как сейчас говорят в кинематографе. Да и на девушку улепетывающее в панике хулиганье произведет куда как более сильное впечатление, чем примитивное избитое хулиганье. Так что, Инфант, Б.Б. прав, можешь любые ботинки надевать, мы падать наземь не будем, мы лучше убежим по-быстрому.
— Вот так хорошо, так правильно, — согласился со мной Илюха и расслабленно откинулся на кресло.
Ну вот, Инфантище, — продолжил я, — в результате ты побитый и поцарапанный, а мы тебя обязательно поцарапаем немного для достоверности, спасаешь несчастную, уже наполовину сломленную и приготовившуюся к насилию девушку, как бы ее ни звали. И сразу в ее глазах ты становишься беспрекословным громовержцем, полноценным героем и несравненным победителем в неравном бою. А девушки, поверь мне на слово, громовержцам практически никогда не отказывают. Вот и она не сможет тебе не дать после такого. К тому же как ей иначе благодарность свою выказать, когда она на предельном эмоциональном взводе находится, не успокоившаяся еще от только что перенесенного возбуждения. Ведь лучшая благодарность за избавление от насильственного секса — это добровольный секс с самим избавителем. Который к тому же уже ухаживал честно целых двадцать восемь дней и отработал по самой полной программе. Так что тут без вариантов — она обязательно тебе, Инфант, даст, прямо здесь же, на мягкой травке, согретой каплями нашей с Б.Бородовым крови.
— Не надо крови, — опять напрягся Б.Бородов, но я промолчал. Ну что сделать, если он в сценических спецэффектах ничего не понимает?
— Ну как планчик? — поинтересовался я, когда все перевели дух.
Ну что, стариканер, — первым отозвался Илюха, потому что ошеломленный Инфант пока был лишь способен на то, чтобы молча от-маргивать от себя глазами воздух. Их взгляд уже, казалось, устремился в недалекое будущее, где ему гарантировано было место громовержца, героя, обладателя, ну и всего остального, что ему тут наобещали. — Ну что, — повторил Илюха, — если честно, то впечатляет. Здорово ты все по местам расставил, красиво. Ну действительно, кто после такого откажет спасителю-то? Да любой последнее отдаст. Хотя здесь, — прикинул Илюха разумно, — в вопросе сексуальной благодарности, последнего как бы и не бывает. Молодец, Розик, работает в тебе творческая жилка. Процует, если на польский перевести.
Тут и Инфант вышел из своих коматозных мечтаний и тоже подключился к беседе.
— Я только одного не понял, — произнес он со свежей волной любознательности. — Что же с ружьем делать? Мне что, совсем из него не стрелять, а только прикладом вас пару раз по хребту двинуть? Или все- таки пальнуть для острастки?
