– По полпинты в обоих карманах, – сказал начальник пожарной охраны.
– Ну, собрались с мыслями? – спросил мэр. – Еще одна ночь, потом сами будем за все расплачиваться?
Солнце садилось. Все знали, что принесет с собой завтрашний день. Если бы только можно было сейчас положить конец времени, когда тряска приостановилась, края сгладились, мир перестал шататься, как пьяный. Но кровяное давление падало.
– Я готов, – сказал капитан.
– Пожалуй, – сказал начальник пожарной охраны.
– Колют морфий для предотвращения приступов, – сказал мэр. – Обещают. Хотя будет все равно нелегко.
– Капитан тут о самоубийстве подумывает, – сказал начальник пожарной охраны.
– Хрен тупой. Я не говорил, что подумываю.
– Ну, так оно о тебе подумывает.
– Оно обо всех нас подумывает, – сказал мэр. – Просто держитесь покрепче. Пейте с удовольствием. Представьте, что жена готовится в последний раз выйти в дверь. После ее ухода будет хорошо, но кое о чем придется пожалеть. Лучше приготовиться.
Жена капитана сказала своей матери:
– Я не вернусь. Ни одного дня не могу больше так жить. Девок щелкает дюжинами, как фисташки. Его дрожь бьет все время. А я не могу даже вымыть посуду, потому что он постоянно скандалит, велит не шуметь.
– Ну, – сказала мать, – все мы несем свой крест.
– В задницу крест. Я не Иисус.
Фиппс на заднем сиденье лимузина нюхал кокаин из флакона.
– Сам себя губишь, – сказала Адриана.
– Нет, я себя спасаю. Дал обет Богу.
– Дал обет кокаин нюхать?
– Он все понимает.
– А я нет.
Они ехали мимо фабрики, мимо заброшенных цистерн для горючего, стоявших в тени. Нос у Фиппса был заткнут. Мысли скакали от излишней самоуверенности к панике.
– Сбавь скорость! – крикнул он.
– Мы делаем пятнадцать миль в час.
– Почему тогда я чувствую себя ракетой?
Можно спуститься ниже лишь на одну звезду. Потом сесть на землю, где он и намерен остаться.
Ансамбль стоял в глубине сцены, поглядывая на часы.
– Почему мы всегда собираемся вовремя? – спросил ударник.
– Кажется, публика злится, – заметил контрабасист. – Куча пьяных мальчишек из колледжа.
– Слушай, старик, по-моему, в этом городе все дикари.
– Наверно, сидят на наркотиках.
– Тут все в порядке? – спросил мэр, ощупывая снаряжение.
– Конечно, – заверил отец.
– Вон тот, самый мощный, ребята, запустим над океаном, да? – уточнил начальник пожарной охраны.
– Не совсем, – поправил отец.
– Ладно, делайте свое дело. Только осторожно.
Начальнику хотелось выпить, но нельзя же у всех на виду. Он зашел за трейлер, пригнулся, открутил колпачок фляжки, как можно быстрее хлебнул.
– Что это вы делаете? – спросил отец, стоя над ним.
– Я?
– Угу. Пьете на службе?
– Черт возьми, я фактически не на службе. Сегодня праздник.
– Рабочий праздник. Вы в форме и с жетоном.
– Эй, – сказал начальник пожарной охраны, – ваше дело – фейерверки пускать.
– А вдруг что-то случится? А вы пьяный. Я раньше копом был. Оттягивался в нерабочее время.
Начальник пожарной охраны поднялся, ткнул отца пальцем в грудь:
– Да? Ну а мы в этом городе делаем свое дело. Если тебя это немного утешит, то капитан полиции тоже пьян, вместе с мэром. Черт возьми, хочешь выпить? Похоже на то. Я тебе вот что скажу: просто утихомирься. За меня тебе бояться нечего.
– Правда? – переспросил отец, рядом с которым теперь стояли сыновья. – Надеюсь, вы видите, мальчики, к чему ведет пьянство. Рисует прелестную картину, пока та не исчезнет.
– Господи Иисусе, – сказал начальник пожарной охраны. – Пускайте свои проклятые фейерверки, а меня оставьте в покое.
Шейла смотрела, как Морис направляется в студию. Разумеется, он, в конце концов, должен понять, чего она хочет, искупить все те годы, которые она ждет его возвращения. Должен увидеть нарисованное кольцо, сообразить, зачем она предложила Устроить фейерверк. Не мог же подумать, будто она действительно верит, что фейерверк спасет Мерси.
Морис вернулся с портретом.
– Это подарок, – сказал он.
– Мне он не нужен.
Тупой ублюдок думает, будто мне нужен собственный портрет.
– Знаю. Мне тоже не нужен.
Он вышел на балкон, Шейла пошла за ним. Он бросил портрет за перила. Холст падал, как сломанный воздушный змей, по спирали, свернулся в себя, упал на склон и исчез с глаз долой.
– Это начало, – сказала она.
– Обожди, увидишь.
В доме было тихо, сумеречный свет погрузил комнату в голубоватые тени. Она ждала, что из комнаты призрака Мелвина выйдут джазмены и вскинут трубы.
Они с Морисом стояли лицом к лицу, их сходство казалось непреодолимым. В тот момент они были подростками, пытавшимися сделать реальными свои тайные воображаемые отношения, растаявшие, как симпатические чернила. Но пока в комнате темнело, перед ними засветились нужные слова, ожидавшие, когда их скажут.
– Я по-прежнему люблю тебя, – сказал он.
– Знаю, – сказала она, ткнула пальцем себе в грудь, а потом в его. – И я тебя тоже.
Когда лимузин со скрипом затормозил за сценой, мэр, капитан полиции и начальник пожарной охраны нашли себе местечко на дешевых трибунах, позаимствованных с футбольного стадиона. Откупорили бутылки, выпили за Мерси.
– Пускай эта хреновая вонючая дыра катится ко всем чертям колбасой, – сказал капитан. – Я сейчас рехнусь.
– Все будет хорошо, – сказал мэр.
Никто не кивнул в знак согласия.
– Правда, будет, – сказал мэр. – Допустим, пострадаем недельку. Вы когда-нибудь подсчитывали приятное время обычного дня и приравнивали к остальному? Что получается – два спокойных часа в день? Простая арифметика. Бюджетный вопрос. Мы обанкротились. У нас не осталось ни времени, ни косячка. Точно так, как у Мерси.
– У нас жены есть, – напомнил капитан. – Моя, например, все подсчитывает и складывает. Сейчас она у своей матери, выслушивает христианские наставления насчет блудного копа.
– Не у тебя одного, – сказал начальник пожарной охраны. – Моя все время рассуждает о старушке Мерси, о грядущем пожаре, твердит, будто ей известно, что, если вдруг что-то случится, я брошусь в огонь и свалюсь спьяну.
