– Да. Вам я обязан девятью марками штрафа, к которому вы меня присудили за одну драку. В то время у вас на нижней губе была мушка, которую вы теперь сбрили, – сказал Станислав.
– А-а-х, да! Припоминаю. Совершенно верно. Вы работали у Андерсена. Ведь у нас была еще эта история с вами, помните, когда вы мальчиком убежали из дому. Но мы оставили вас здесь потому, что вы прилично вели себя и прекрасно работали.
– Значит, все в порядке, – сказал инспектор. – Теперь я могу выдать вам удостоверение и засвидетельствовать карточки.
На следующий день Станислав с удостоверением в руках отправился в морское ведомство.
– Документы у вас в порядке. Инспектор удостоверяет, что знает вас лично. Но ваше подданство остается под сомнением. Здесь указано германское подданство. Но это еще требует доказательств.
– Но ведь я служил в императорском флоте и был ранен при Скагерраке.
Чиновник поднял брови с таким видом, как будто от того, что он собирался сказать, зависело дальнейшее существование мира.
– Когда вы служили в императорской армии и были ранены при Скагерраке, где мы задали хорошего перцу этим гнусным собакам, вы были германским подданным. В этом никто не сомневается. Но то, что вы и в настоящее время являетесь германским подданным, – надо еще доказать. До тех пор, пока вы не сможете нам этого доказать, вы не получите корабельного паспорта.
– Куда же мне обратиться?
– В полицейское управление. В отдел подданства.
Станиславу опять пришлось взяться за свое «честное ремесло», чтобы не умереть с голоду. Ничего другого ему не оставалось. Это была не его вина. Работы не было ни на грош. Все кормились пособиями. Его «честная профессия» была ему много милей.
– Ужасно унизительно чувствовать себя безработным и ради нескольких пфеннигов простаивать в очередях по полдня. Тогда уже лучше проводить ночи на улице или выследить какой-нибудь толстый кошелек, – сказал Станислав. – Не моя вина. Пусть бы они дали мне паспорт, когда я пришел к ним в первый раз. Я бы давно уже уехал. И давным-давно уже был бы на порядочном корабле.
В полицейском управлении его спросили:
– Вы родились в Познани?
– Да.
– Ваше метрическое свидетельство?
– Вот квитанция заказного письма. Не высылают.
– Удостоверения инспектора вашего района вполне достаточно. Дело только в подданстве. Вы оптировались в германское подданство?
– Что?
– Оптировались ли вы в германское подданство, когда мы утратили польские провинции? Давали ли вы расписку в том, что хотите остаться германским подданным?
– Нет, – сказал Станислав, – этого я не сделал. Я даже не знал, что это надо сделать. Я думал, что если я немец и не перехожу в какое-либо другое подданство, то и остаюсь немцем. Ведь я же был в императорском флоте и участвовал в сражении при Скагерраке.
– В то время вы были немцем. В то время провинция Познань еще принадлежала Германии. Где вы были, когда производилась оптация?
– В плавании. За границей.
– Тогда вам следовало пойти к германскому консулу и занести вашу оптацию в протокол.
– Но ведь я ничего не знал об этом, – сказал Станислав. – Когда плаваешь в море и на тебе лежит каторжная работа, некогда думать о таких глупостях.
– Разве ваш капитан не говорил вам об этом?
– Я плавал на датском судне.
Чиновник подумал с минуту, а потом сказал:
– Ничем не могу помочь вам. У вас есть имущество? Земля или дом?
– Нет, я моряк.
– Да… ничего нельзя сделать. Все сроки уже истекли. А вы не могли бы сослаться на какие-нибудь высшие силы? Не очутились ли вы в связи с кораблекрушением в какой-либо стране, куда не доходили вести из Европы? Ведь вы же могли в любое время отыскать германского консула или консула другой державы, представлявшей наши интересы. Призыв к оптации был опубликован во всех городах. И печатался несколько раз.
– У меня не было времени читать газеты. Немецких газет мы не видели, а других я не понимаю. А если нам и попадались газеты в руки, то в них этого призыва не было, так как он печатался не в каждом номере.
– Я бессилен помочь вам, Козловский. Мне очень жаль. Я бы охотно оказал вам услугу. Но у меня нет таких полномочий. Вы можете обратиться в министерство. Но вам придется очень долго ждать, и будет ли толк из этого, не знаю. Поляки никогда не идут нам навстречу. Почему мы должны выметать их сор? Может быть, дело дойдет еще до того, что они вышлют из Польши всех оптированных в германское подданство. Тогда мы, разумеется, сделаем то же самое.
Всюду Станиславу высказывали свои политические убеждения вместо того, чтобы действительно ему помочь. Когда чиновник не желает кому-либо помочь, он говорит, что не обладает для этого ни властью, ни
