скорби, но она вырвалась из рук недоумевающих родителей, которые вели ее к лимузину, оттолкнула Нину и Катринку и с кулаками набросилась на Кристиана.
– Убирайся! – кричала она. – Убирайся! Ты не имеешь права здесь находиться! Убирайся! – Едва отдавая себе отчет в происходящем, она только сейчас заметила молодого человека.
Кристиан схватил девушку за руки, чтобы помешать ей, но она стала бить его ногами. Никому не удавалось оттащить разъяренную Милену, пока в дело не вмешался отец, схвативший дочь за плечи и резко хлестнувший ее ладонью по лицу. Всхлипывая, она упала к его ногам.
– Папа, папа…
– Тсс, – прошептал Франтишек, – все в порядке. Я здесь.
Его глаза на мгновение задержались на Кристиане.
– Я прошу прощения за свою дочь. У бедняжки истерика. Она не знает, что делает, – добавил он по- чешски, глядя на Катринку.
Медленно повернувшись к Нине Грэхем, Катринка сказала:
– Извини, но мы с сыном должны вернуться в Нью-Йорк.
– Не глупи, – резко отозвалась Нина, – это простая истерика.
– Да, – согласилась Катринка, твердо прибавив: – Я навещу вас через день-два.
Стоило их «мерседесу» отъехать от кладбища, как Катринка повернулась к Кристиану и тихо сказала по-немецки:
– Рассказывай!
– Ты думаешь, я смогу объяснить тебе истерику этой девчонки? – насмешливо поинтересовался он.
– Рассказывай! – приказала Катринка и, подумав, добавила: – Не смей мне лгать!
Кристиан пожал плечами, но промолчал.
– Ты изнасиловал ее, не правда ли? Она говорила правду.
– Это не было изнасилованием, – сказал Кристиан тихо.
– А что же?
– Все было так, как я говорил. Мы начали спорить об Адаме. Я пытался успокоить ее, и одно пошло за другим.
– Она просила тебя остановиться? – Кристиан снова пожал плечами. – Она прогоняла тебя?
– Может быть, я не помню.
Катринка застонала. Она испытывала мучительную боль, какую никогда не испытывала раньше – смесь любви, стыда, отвращения и гнева.
– Как ты мог сделать это?
– Я был зол. Я потерял контроль над собой.
– Контроль? – вскричала Катринка. – Разве ты животное?
– Не говори так со мной! – вскинулся Кристиан. – Что ты знаешь обо мне? Каков я? Что я чувствую? Откуда ты можешь знать?
– Я знаю, что Милена – юная неопытная и наивная девушка и что ты ранил ее. Я знаю, что несла за нее ответственность. Я знаю, что доверяла тебе. Как я была глупа!
– Да, – спокойно согласился Кристиан.
В бешенстве Катринка подняла руку, желая влепить сыну пощечину, но он схватил ее за запястье.
– Не стоит! Сегодня подобных удовольствий у меня было предостаточно…
Рука матери безвольно повисла.
– В любом случае, я не позволю никому из родителей бить меня. Такого не случалось со мной с шести лет, когда я пригрозил Хеллерам, что расскажу, как они приставали ко мне, если не оставят меня в покое.
Глаза Катринки расширились от ужаса.
– Это правда?
Кристиан улыбнулся.
– Да. Ну, что касается моего отца, уважаемого посла… Вот почему Луиза заставила его отослать меня в школу. Ты веришь мне?
Катринка заломила руки.
– Не знаю, – сказала она наконец.
Ее сыну всегда нравилось шокировать, нравилось представляться интересным, нравилось подготавливать эффекты. Но мог ли он зайти так далеко?
– Я знаю, что это сложно. Таким вещам всегда трудно поверить.
У Катринки разболелась голова, она закрыла глаза. Потом снова открыла.
– Почему Милена оболгала себя?
– Ты снова об этом?
– Почему?
– Не знаю. Думаю, Адам решил, что для нее будет лучше не предавать это гласности. А тут еще ребенок. – Кристиан пожал плечами, словно это все объясняло.
Только сейчас Катринка поняла, что беспокоило ее с того самого дня, когда она узнала, что Милена беременна. Она никогда не верила до конца, что она носит под сердцем ребенка Адама. Никогда.
– Это твой ребенок, – прошептала она.
Кристиан слабо улыбнулся.
– Возможно.
– О Боже! – Она закрыла глаза. Голова болела и кружилась от всего того, что она услышала. Противоречивые чувства разрывали ее изнутри: злость на Кристиана; гнев на Хеллеров; отвращение к людям за боль, что они ей причинили; сочувствие по отношению к Милене, невинной жертве; жалость к сыну, который нуждался в ней.
– Ты попросишь у Милены прощения, – сказала она в конце концов.
– Я уже просил. На следующий день. Ты видишь, как она меня простила!
– Ты попросишь снова. Мы оба. Этого мало, но я не знаю, что еще можно сделать…
О своем разговоре с Кристианом Катринка никому не рассказала, даже Марку, когда он позвонил. Ей нужно было разобраться в своих чувствах, понять, чего она хочет, прежде чем довериться кому-то, пусть даже собственному мужу.
Кристиан не был так осторожен. Когда Пиа, надеясь пробиться сквозь броню бесчувственности, которой он себя окружал, в очередной раз поинтересовалась, что с ним происходит, он неожиданно все рассказал ей. Сначала девушка не поверила. Только когда разъяренный нескончаемыми вопросами Кристиан потерял контроль над собой и набросился на нее, Пиа осознала, каким неуправляемым он может быть. Прежде чем он успел ударить ее, она выбежала из дома, не взяв с собой даже кошелька. К счастью, ее мать была у себя и заплатила за такси. Пиа объяснила ей, что они с Кристианом поссорились, неважно, из-за чего, он напугал ее, и она к нему больше не вернется. Не давая дочери времени передумать, Лючия заказала им обеим билеты во Флоренцию, а сама заехала к Кристиану за вещами дочери. Он спокойно сидел в кресле, наблюдая за ней. На следующий день, как раз перед тем, как пришло время ехать в аэропорт, Лючия позвонила Катринке и сообщила, что они с Пиа улетают. Она не сказала, почему, хотя знала, что должна. Скорее всего, она просто не решалась сказать своей лучшей подруге, что считает ее сына больным.
– Разреши мне поговорить с Пиа, – попросила Катринка.
Лючия неохотно согласилась.
– Он ударил тебя?
– Нет, – сказала Пиа нетвердым голосом, – но хотел…
Катринка почувствовала облегчение. Лючия взяла трубку у дочери и добавила:
– Я не знаю, когда мы вернемся.
Сразу после похорон Адама Лючия прекратила свои отношения с Патриком. Это оказалось не так сложно, как она ожидала: Патрик был так ошеломлен случившимся, что даже не притворялся, будто это его заботит.
Катринка нажала на рычаг и позвонила Кристиану в офис «Ван Холлен Энтерпрайзис», куда он каждый день аккуратно являлся на работу, хотя и замечал, что отношение Кэри Пауэрса к нему изменилось от искреннего восхищения до глубокого недоверия.