волкодаве, которого он держал на цепи. Влад повернулся к нему и покрутил пальцем у виска.
— Я бы тебе ответил, да здесь дама.
— А кто были эти люди? — спросила Глория, всматриваясь в его лицо.
— Да так, два балетмейстера из Большого театра, — усмехнулся он.
— Понятно. Что решили ставить, «Лебединое озеро?
— Нет, с маленькими лебедями проблема. Скорее, „Щелкунчик“. Исполнитель главной роли уже есть. Наш друг Тимофей. Вступающий в схватку с крысами.
— И превращающийся в конце сказки в принца, — добавила Глория, как-то по особенному взглянув на сидящего рядом Терояна.
„Мерседес“ затормозил возле приткнувшихся на обочине „Жигулей“.
— Я позвоню, — произнес Влад. — А пока постарайтесь сидеть дома. И не дергайся, Тим, только дров наломаешь. С картонной сабелькой против крыс не попрешь.
Тероян и Глория пересели в свою машину, провожая взглядом отъезжающую иномарку.
— Ну, что будем делать? — спросила девушка. — Едем домой? Тим раздумывал, хотя решение уже принял. Еще там, на стрелке. Но важно было проверить себя, прислушаться к внутренним, таящимся в глубине души позывным.
— Сегодня мы ночуем в другом месте, — произнес он наконец.
— Где же? — поинтересовалась Глория. — В стогу сена?
— Это было бы романтично, — согласился Тероян. — Но мы выберем постоялый двор. Тот, где мы с вами встретились.
Глава девятая
НОЧЬ НА ПОСТОЯЛОМ ДВОРЕ
До харчевни было совсем близко. Солнце уже село, лишь огненно-красная полоска еще висела на горизонте, а на быстро темнеющем небе начали загораться звезды. Ночь обещала быть душной. Тероян остановил машину возле знакомого двухэтажного дома. Разноцветные зонтики перед ним были уже убраны, а за одним из столиков сидел сам хозяин постоялого двора и неторопливо покуривал трубочку.
— Добрый вечер! — спокойно, с долей равнодушия сказал он, словно бы давно поджидал здесь Терояна и его спутницу. — Приехали?
— Как видите, — сознался Тим. — Хотели бы переночевать у вас.
— Это можно, — кивнул головой хозяин. — Ужинать будете?
— Только чай и сыр.
— Сделаю, — пообещал тот, продолжая втягивать дым. — Мы сдаем пять комнат наверху. Все сейчас свободны. Машину можете поставить за домом.
— А в вашем пятизвездочном отеле есть горячая вода, телефон?
— Все есть, — усмехнулся хозяин. — И душ, и телевизор. Не желаете ли рюмочку коньяка с дороги?
— Лучше водки. И соленых орешков.
— Сюда или наверх?
— Пожалуй, мы посидим здесь. Уж больно хороший вечер.
— Да, вечер отменный, — согласился хозяин. Он стал выбивать трубку о каблук. — Вам, конечно же, подготовить одну комнату?
Тероян посмотрел на Глорию, чьи глаза были непроницаемы.
— Нет, две отдельных, — произнес он. — Давно вы открыли свое заведение?
— Месяцев семь назад.
— И как идут дела?
— Ничего, помаленьку. Место, как видите, удобное. Кто-нибудь да заглянет.
— А не заглядывают сборщики дани?
— Ну, без этого не обойтись, — усмехнулся хозяин, кося своим глазом. Его, вроде бы, даже забавлял этот разговор.
— Серый? Или сам Мавр?
— Я принесу вам „смирновской“, — сказал хозяин. — Эта водка лучше всех.
Пока Тероян отгонял машину за дом и выбирал место, в окнах на втором этаже зажегся свет, а где-то на дороге послышался шум подъезжающего мотоцикла. Тероян вернулся к столику. Парень в кожаной куртке, держа в руке шлем, прошел мимо — прямо в дом, окинув его и Глорию пристальным взглядом. Вскоре с крылечка спустился хозяин с подносом. Он поставил на стол две большие рюмки, двухсотграммовую бутылочку, блюдце с орешками, нарезанный хлеб и сыр.
— Самовар сейчас закипит, — сообщил он.
— Благодарю… Алекс, — сказал Тероян, а хозяин, кажется, не удивился, что Тим знает, как его зовут. Еще два окна зажглись на первом этаже. Одно из них распахнулось, и показалась здоровенная женская физиономия, вся в складках жира. Она бессмысленно уставилась на гостей, а потом скрылась.
— Старуха проснулась, — с каким-то отвращением промолвил хозяин. Надо ее кормить. Пойду, а то вой поднимет.
— Что же, она вам совсем не помогает по дому? — спросила Глория.
— Помогает! — отмахнулся тот. — В разделке мяса, — и он ушел. А на пороге появился мотоциклист в сопровождении одного из „сыновей-поросят“. Они обменялись какими-то фразами, затем парень в кожанке зашагал к своему механическому коню. Вскочил на мотоцикл и умчался. Переведя взгляд назад, Тероян увидел уже всех трех сыновей, застывших на пороге, как стража, со сцепленными на груди могучими руками. „Да это не поросята, а целые кабаны“, — подумал Тим. Изучив посетителей, сыновья ушли в дом. Глория и Тероян переглянулись.
— Странные люди, — сказала девушка.
— Как врач могу констатировать, что на лицо явные следы дебилизма. Зачаты в „портвейновое время“.
— У вас есть какой-нибудь план?
— Ничего определенного. Будем ориентироваться по звездам, Тероян чуть-чуть плеснул в свою рюмку, а Глория сделала отрицательный жест рукой. Хозяин принес две дымящиеся чашки чая.
— Комнаты наверху готовы, — сказал он.
— Мы еще погуляем перед сном, — отозвался Тероян.
— Дело хорошее, полезное. В трех километрах отсюда старое кладбище единственная местная достопримечательность. Есть редкие могилы с памятниками. Можно добраться по проселочной дороге, а можно и по тропинке, напрямик. Если, конечно, не боитесь, — глаза хозяина как-то странно блеснули. — Впрочем, мертвецы безвредны. Опасаться надо живых, — и он удалился в дом.
— Мне здесь не нравится, — тревожно промолвила Глория.
— Да, место не самое уютное, — Тероян пожалел, что не успел предупредить Юнгова, как обещал. Все-таки было бы поспокойнее. Он чувствовал, что вышел на какой-то след в своих розысках. Но словно бы передвигался по болотным кочкам, и любой неосторожный шаг влево или вправо мог затянуть его в трясину. Вместе с девушкой. Они допили чай и посидели еще немного, прислушиваясь к стрекотанию насекомых. Неожиданно завел свои трели прячущийся в кустах сирени соловей, но даже в этих звуках чудилось что-то фальшивое, ненастоящее, обманывающее разум.
— Посетим кладбище? — предложил Тероян. — Поищем свободную могилу?
— Не надо так шутить, — попросила Глория.
— Хорошо, больше не буду. Вы знаете, почему людские страхи усиливаются с приближением ночи? Все дело в темноте и в атавистическом рудименте, сохранившемся вот здесь, — Тероян указал пальцем на переносицу. — Третий глаз, внутреннее зрение, видящее больше, чем нужно, всю чертовщину вокруг нас, которая оживляется к полночи. Наши пращуры знали это и прятались в пещеры, когда наступал час духов, призраков. Но Алекс прав — живые куда опаснее. Пошли?
