переползала от туалета к кранам – умыться – и обратно. Около крана она и заснула, едва чуть-чуть отпустило. Там ее и нашел Лешка. Алла лежала в грязной луже. Там, где заканчивался сток для воды.
– Алка, вставай, пойдем. Там лекарства привезли.
– Леш, мне плохо. Я не могу.
Алла потрогала рукой голову – волосы были грязные и мокрые. В противной слизи.
– Леш, мне помыться надо. Помоги.
– Давай, потихоньку.
Лешка раздел Аллу, поставил на доски в летнем душе. Открыл воду. Алла стояла голая, держась одной рукой за стенку душа, другой – за Лешку.
– Ну ничего, все пройдет. Сейчас. Держись крепче.
Лешка взял обмылок и намылил Алле голову. Потом намылил руки и помыл Аллу полностью – ноги, руки, живот. Алла стояла и вяло шевелила мозгами – она голая, Лешка ее моет, ужас. Еще Алла заметила, что у Лешки штаны спереди странно топорщатся.
Лешка отвел Аллу в палату, напоил лекарствами и уложил. Приносил еду, поил чаем. Через два дня Алла уже улыбалась.
– Ты меня напугала. Мне бы Екатерина Андреевна голову оторвала.
– Ой, а ты ей позвонил?
– Позвонил. Сказал, что ты на концерте органной музыки. Все живы, здоровы.
– Ты молодец.
Когда все оклемались, их снова повезли на работу. Они пололи бесчисленные грядки, в конце недели получали деньги, по воскресеньям ездили в город. Город они исходили пешком вдоль и поперек. Заходили в музеи, церкви, слушали уличных музыкантов.
– Леш, я на море хочу, – попросила как-то Алла.
– А что, давайте съездим, – обрадовался Лешка.
Они взяли купальники и поехали к морю. Только когда нашли место на пляже и разложили полотенца, Алла пожалела, что приехали. Ей было стыдно раздеться. Вокруг лежали красивые девушки с шоколадным загаром, ребята – все как один высокие, стройные, в узких плавках. Лешка скинул брюки, остался в семейных трусах и побежал к воде.
– Ты чего не раздеваешься? – удивилась Ирка. Она уже разделась.
Алла посмотрела на подругу и не удержалась. Рассмеялась.
– Ирка, ну посмотри на нас.
– Да ладно тебе. Наплевать. Все равно загар скоро смоется.
– Мне стыдно.
– Ой, хватит. Ты никого не знаешь, тебя никто не знает. Лучше посмотри, как тебе мой купальник?
– Красивый.
– Пошли купаться.
Они подошли к берегу. Алла потрогала воду ногой – ледяная. На горизонте она увидела фигуру Лешки. Тот упорно шел на глубину. Вода ему едва доставала до пояса.
Они хорошо провели день. Брызгались, дурачились, валили друг друга в воду. Даже подзагорели животами.
Вечером Алла услышала, что Ирка плачет.
– Ты чего, Ир?
– Ну почему у меня вечно все не так? То аллергия, теперь это!
– Что такое?
– Писаюсь все время. Бегала весь вечер. Две прокладки уже положила.
– Застудилась, что ли?
– Наверное. Вода была холодная. А у тебя нормально?
– Да вроде бы.
– Что делать?
– Надо воды нагреть. В бутылку перелить. И между ног положить. Чтобы ты согрелась.
– А ты точно знаешь?
– Не точно. Но мне так кажется. У меня мама так делала.
Алла поставила воду в кастрюле и пошла в палату мальчиков – будить Лешку.
– Что случилось? – испугался тот.
– Ирке плохо. Нужна бутылка. Пустая. С крышкой. Чтобы воду туда налить горячую. А у нас нет. Или грелку Лешка пошел к вожатым. Бутылок было много, но все без крышек. А грелка нашлась – старая, резиновая. Лежала в подсобке.
Алла налила в грелку воды, обернула полотенцем и засунула Ирке между ног.
Всю ночь они с Лешкой меняли воду в грелке. По очереди. К утру у Ирки отпустило.
На следующей неделе мальчиков оставили полоть грядки, а девочек отправили собирать цветную капусту.
Бригадир – эстонец – выдал каждой огромный нож-тесак и ведро. Показал, как отгибать листья и срезать. Ведро нужно было относить к грузовику. После прополки резать капусту казалось проще. И руки не так страдают. Где-то на середине грядки Алла вдруг почувствовала, что ее ноги стали тяжелыми. Посмотрела вниз – от пояса до кроссовок она была мокрая насквозь. На кроссовках налипла грязь. Широкие листья только сверху были сухими.
Рядом закричала Ирка:
– Смотрите, что я нашла. – Ирка держала над головой здоровенную редьку.
Бригадир посмеялся и разрешил забрать трофей. Еще он разрешил взять домой немного цветной капусты. Капусту уносили в футболках.
В палате девочки налили в таз для белья воды и решили капусту сварить. Хотя там, на грядке, они ее ели и сырую. Ничего, вкусно. Только мошки попадаются. Ирка проглотила несколько случайно. Долго отплевывалась. Никто не знал, в какую воду класть капусту – в холодную или кипящую. Решили положить в горячую. Капуста разварилась. Все сидели и жадно ели, посыпая солью. Соль из столовой Лешка догадался прихватить. Все ничего, только капуста отдавала хозяйственным мылом.
– Надо было нарезать и в кастрюле сварить, – сказала Ирка.
– Все равно бы на всех не хватило, – ответила Алла.
– Тогда надо другой таз – чистый – попросить.
– Кто тебе его даст?
Но чистый, относительно, конечно, таз нашелся в кладовке. Теперь каждый вечер они варили капусту и устраивали поздний ужин. Только бригадир вдруг рассердился – разрешал брать не больше пяти кочанов. Но девочки засовывали капусту в штаны, пока он не видел, и уносили кто сколько мог. Не будет же он их раздевать.
Это случилось недели через две после начала сбора капусты. Могло бы случиться и раньше. Алла неудачно резанула острым ножом по кочану и распорола себе руку. Глубоко, до кости. Она не закричала, а тихо позвала:
– Ир, Ира, иди сюда.
– Что у тебя там? – откликнулась Ирка.
– Я порезалась.
Ирка подошла, поставила ведро на землю и заорала, увидев Аллину руку. Точнее, заорала не от вида руки, а от другого зрелища – вся капуста вокруг Аллы была залита кровью. Кровь стекала по большим листьям, капала на землю. Ирка не растерялась. Стянула футболку, вывернула наизнанку – где почище – и стала перематывать Аллину руку. Перематывала, не переставая орать как резаная. Прибежал бригадир, выругался русским матом. Аллу отвезли на автобусе в больницу, наложили швы. Бригадир стоял в коридоре – зеленый от страха.
Аллу отправили домой. Работать она не могла. Лешка послал Екатерине Андреевне телеграмму – с номером поезда и вагона. Ирка плакала и тоже хотела домой.
– Может, мне тоже руку себе отхреначить? Так все надоело.
– Ты с ума сошла? Вернешься через две недели. Осталось-то всего ничего, – уговаривала ее Алла. – Я
