– А ты Маша? – обратился Гоша ко мне.
– Да, – ответила я.
– Тетя Оля, это ваша дочь, – сказал Гоша торжественно, как будто сообщал маме какую-то суперновость.
– Я знаю, – ответила мама.
– Маша, это твоя мама. – Монах Гоша продолжал улыбаться. Я не могла отвести от него глаз.
– Угу, – сказала я.
Гоша замолчал, продолжая улыбаться. Он смотрел то на меня, то на маму, как будто связывал нас нитью, которая все время рвалась и рвалась... А он, Гоша, в этот момент вязал на ней узелки.
– Пойдемте, пойдемте сейчас, – кивнул он.
Он схватил нас за руки и потащил в какую-то церквушку. Он пел службу. У него был удивительный голос, поразительной чистоты и силы. Но даже не это было самое главное. Его голос, как валаамский ветер, пробирал до костей. До трясучки. У меня побежали по спине мурашки.
Мама улыбалась. Дядя Леша плакал. Тетя Марина молилась. Александр Семенович ждал нас во дворе – не стал заходить в церковь. Гоша оставил для него открытой дверь, чтобы он мог слушать.
– Приезжайте, – сказал Гоша, провожая нас на корабль.
– Тебе хорошо тут? – спросила мама.
Гоша не ответил.
Я махала ему рукой с парохода. Гоша стоял на берегу, смотрел своими синючими глазами и тихонько пел. Или читал молитву... не знаю...
– Александр Семенович, вот мой телефон, вы мне позвоните? – спрашивала мама. – Пожалуйста, не пропадайте. Вы мне нужны.
– Ольгуша, зачем тебе нужен на свою прекрасную шейку старый еврей? Я занудный и больной.
– Александр Семенович, я вас обожаю...
Когда мы вошли в квартиру, мама сразу же включила телевизор – узнать новости. Через две минуты она схватила со стола любимую тяжеленную пепельницу черного стекла и запустила ею в экран. Телевизор взорвался. Начался пожар. Мы его потушили собственными силами. Но соседи успели вызвать пожарных. Пожарные залили водой и пеной не только нас, но и квартиру под нами.
– Так, теперь мне нужно работать на два ремонта, – сказала мама.
У нее горели глаза... мокрая, грязная, она взяла телефон и ушла на кухню – звонить и восстанавливать связи. Это снова была моя мама.
Мама искала портниху – сшить мне вечернее платье на выпускной. Знакомые знакомых посоветовали Наталью.
Мама позвонила в дверь. Ей открыла женщина. Мама ее сразу узнала, а та ее нет. Наташа совершенно не изменилась – с бородой, в синих мужских трениках и ярко-красных резиновых шлепках.
– Это вы звонили? – рявкнула она, почесывая живот. – Проходите. Давайте мерки снимем. Вы для себя шить будете?
Мама послушно пошла за ней в комнату. Там стоял жуткий срач. Все было завалено пуговицами, огрызками ткани, булавками, шерстью...
– Вы вяжете? – спросила мама, вместо того чтобы назвать себя.
– Да, я вам не говорила по телефону? – встрепенулась Наташа. – Вяжу. А вы что хотели?
– Не знаю...
– Давайте сначала с платьем определимся, а потом вы подумаете насчет вязаных вещей. Только я беру аванс.
– Хорошо. А... сколько по времени?
– На вечернее платье недели две. Так, скажите мне про материал... Вы говорили, что хотите шелк. Я бы посоветовала...
Наташа замолчала, потому что в проеме появился молодой человек.
– Ма, есть чё пожрать? – спросил парень.
– Ты не видишь, я с клиенткой?! – заорала на него Наташа. – Иди на кухню и открой холодильник! Совсем уже обнаглел.
– Ладно, ладно, хватит вопить, – сказал парень.
– Вы уж извините, – обратилась Наташа к маме.
– Да, да.
– Раза три точно придется приехать на примерку. А то и четыре. Это же вечеруха.
В проеме опять появился парень:
– Ма, дай денег.
– Я тебе сейчас таких... дам, мало не покажется! – заорала Наташа. – Вали отсюда. Так, встаньте ровно, – обратилась она к маме.
– Вы извините меня, это не мне платье, а дочери, я еще подумаю, – сказала мама и начала пятиться к двери.
– Как это? – опешила Наташа. – Я тут перед ней... время свое трачу, а она...
Мама выскочила и захлопнула дверь. Слетела на два этажа вниз. Остановилась. За ней никто не гнался. Это вообще было на нее не похоже – убегать. Она поднялась и снова позвонила в дверь. Открыл парень. Мама сама прошла в комнату. Наташа сидела за швейной машинкой, откусывала зубами нитку и плакала.
– Наташа, ты меня прости, – сказала мама, – я сразу не сказала, а ты меня не узнала... Я Ольга, помнишь? Вы с Гошей у нас жили, с моей Машкой сидели. Платье – для Машки, она школу заканчивает. Просто я не ожидала, что это ты... вот и растерялась. А это Саша?
– Да, – Наташа повернулась, разглядывая маму, – Саша. А Гоши нет. Давно нет. Уехал на этот, как его, Валаам... что ли? Там живет. Он у нас теперь почти святой. А я тут с Сашкой заказами перебиваюсь. Корячусь за копейки. Перевода не могу дождаться. Монахи что, алименты не должны платить? Вы ведь вроде юрист, вот и скажите мне, как это по закону?
– Должны, наверное... – опять растерялась мама.
– А правда, что у Гоши мать богатая? Которая певица. Она правда за границей живет?
– Да, в Германии.
– А у вас ее телефона нет? Может, ей позвонить да денег попросить? Ей что – жалко? Не обеднеет поди...
– Нет, телефона нет.
В проеме появился парень:
– Ма, дай на курево.
– Я тебе сейчас дам! – заорала Наташа. – Так вы будете платье шить? – повернулась она к маме.
– Я с дочерью посоветуюсь...
– Если что – обращайтесь. Я еще свитера вяжу.
– Хорошо.
Мама пошла к входной двери.
– Дайте денег, а я матери передам, – поймал ее на выходе Саша.
– Не дам, – ответила мама.
– Сука, – сказал Саша.
Моя история началась больше десяти лет назад – я была в командировке в Армении. Мне двадцать, в разгаре служебный роман, и командировка подвернулась как нельзя кстати. Было тепло, коньяк лился рекой, рядом сидел любимый мужчина. Мы ели, пили, танцевали. Совсем не спали. Впечатления остались обрывками. Однажды совершенно пьяные ехали на машине к какой-то горной реке и чуть в нее не рухнули – водитель затормозил в последний момент. Мы спаслись. Значит, должны быть вместе. Иначе погибли бы.
В местном уличном кафе я опрокинула чашку с кофе и долго и бестолково вглядывалась в кофейный узор. Командировка заканчивалась, в Москве мужчину ждала другая женщина, а меня – неопределенность. Подошла хозяйка и посмотрела на блюдце.
– У тебя будет муж-начальник и двое детей, – сказала она.
