– А мама сказала, что у меня лицо как блин, – пожаловалась я им. – Только я не знаю, хорошо это или плохо.
Соседки задумались.
– А что такое – «какблин»? – спросила тетя Роза.
– Это как лепешка, только яйца надо добавлять и молоко, – блеснула кулинарными познаниями Варжетхан.
– Молоко пить надо, зачем его в тесто? – удивилась тетя Роза. – Если как лепешка, то это хорошо, – успокоила она меня. – Значит, красивая.
– А маме не понравилось, – пробубнила я.
– Конечно, кому понравится такая лепешка? – охотно отозвалась тетя Роза.
После марганцовки мама еще целый день ходила тихая, в старом бабушкином халате и приветливо мне улыбалась.
– Бабушка, мама заболела? – спросила я испуганно. – Почему она улыбается?
Бабушка тут же начинала хохотать, от восторга хлопая себя по ляжкам.
Кстати, такая зимняя кухня или какой-нибудь закуток, где бродило вино, самогон или пиво, были в каждом доме. Нам, детям, по праздникам разрешали выпить пива – сладкого и вкусного. Мужчины пили вино, а моя бабушка и Варжетхан всегда пили араку.
Мама немного отошла от марганцовки и зашла к тете Розе на кофе.
– Оля! – вышла тетя Роза из кухни, слегка пошатываясь. – Тебя мне Бог послал.
– В каком смысле? – строго поинтересовалась мама, потому что ее Бог никогда на хорошее дело не посылал.
– Слушай, ты еще сколько здесь будешь? – спросила тетя Роза и икнула.
– Неделю, а что?
– Неделю! Целую неделю! Пойдем! – обрадовалась тетя Роза и потащила маму за руку на кухню.
– Вот! Я Ольгу привела! – объявила она своему свекру, Фатимкиному дедушке деду Марату, который сидел на низкой табуретке и, не мигая, смотрел на огромную бутыль с мутной жидкостью. – Понимаешь, – начала она объяснять маме, – он самогон гонит, а меня заставляет пробовать. А я больше не могу все время пьяная ходить. Из рук все валится и спать хочу. А у меня стирка, огород и вообще. Муж приходит, а я сонная. Он недоволен. Давай ты будешь вместо меня? – Тетя Роза, не дождавшись ответа, выскользнула из кухни и поплотнее прикрыла дверь.
– Только не вино! – предупредила мама. – У меня послевкусие осталось.
– На, – сказал дед Марат, – пей.
– Так много? – удивилась мама, разглядывая полстакана самогона.
– Пей, – повторил дед Марат.
Мама выпила.
– Ой… сколько там градусов-то? – Она еле дышала.
– Семьдесят, восемьдесят, туда-сюда, – ответил дед. – Ну, как?
– Арака как арака, – пожала плечами мама, чем нанесла деду Марату самое большое оскорбление из всех оскорблений. Потому что дед Марат был непревзойденным самогонщиком и слава о его араке доходила до других деревень.
– На, пей еще, – налил он из другой бутыли.
Мама выпила.
– Вырви глаз, – прокомментировала она.
– Сахару добавить? – спросил сам себя дед Марат.
– Я пойду? – Мама едва держалась на ногах.
– Вечером придешь.
Мама доковыляла до нашего дома и свалилась на кровать.
– Ты где была-то? – спросила бабушка.
– Кофе у Розы пила, – ответила мама.
– Да от тебя кофеем на весь дом несет, алкоголичка.
Мама проспала беспробудным сном три часа и проснулась бодрая и веселая. Голова не болела.
– Пойду в ваше сельпо за хлебом, что ли, схожу, – объявила она бабушке и вышла на улицу.
– Ты одеться забыла! – крикнула ей вслед бабушка.
Мама вышла за ворота в шортах.
До сельпо она шла с гордо поднятой головой, а за ней бежали дети. Как только мама поворачивалась, все прятались по кустам. Из-за ворот выглядывали соседки и обсуждали мамины шорты. Мама купила буханку горячего хлеба и шла назад, отрывая куски и жуя на ходу. Народ уже вышел на улицу и провожал маму взглядами.
– Ольга! – крикнула ей тетя Роза, когда мама проходила мимо их дома. – Тебя дед Марат зовет.
– Иду! – обрадовалась мама.
Домой она вернулась поздно и не сама – тетя Роза ее еле доволокла.
– Все, пить я больше не буду. Никогда. Ни капли, – клялась по дороге мама.
– Алкоголичка! – ругалась бабушка. – Ребенка бы постыдилась!
– Это я виновата, – причитала тетя Роза, – что теперь делать? А давай мы ее к моему брату отправим? Там коза у них, молоко, воздух. Никого нет вокруг. Три дома на горе.
– Не знаю, не знаю.
– Дед Марат от нее так просто не отстанет, – горевала тетя Роза. – Он говорит, что только с Ольгой и поговорить можно. Он пока не наговорится, не выпустит ее.
В тот же вечер маму одели в платье тети Розы, дали с собой бабушкин халат, тапочки и косынку и на редакционном «уазике», которым управлял тоже не очень трезвый шофер Эдик, отправили «лечиться» к брату тети Розы в богом забытый аул.
– Отвез, сдал на руки, – отчитался перед бабушкой Эдик, когда вернулся.
– Ладно, через три дня поедешь заберешь.
Через три дня поутру Эдик, совершенно трезвый, поехал забирать мою маму. Вернулся он быстро – глаза выпученные, бледный.
– Ты чего? – удивилась бабушка.
– Ольга пропала, – сказал он.
– Как пропала? – ахнула бабушка.
– Так. Я… тогда… это… не туда ее отвез.
– Что ты такое говоришь?
Выяснилось, что в тот вечер пьяный Эдик отвез пьяную маму в какое-то село и сдал на руки мужчине, но не брату тети Розы. А как называлось село и кто был тот мужчина, он не помнил. Сейчас, когда он приехал к брату тети Розы, выяснилось, что тот слыхом не слыхивал ни о какой Ольге из Москвы. И где искать маму, тоже было непонятно, потому что Эдик мог свернуть куда угодно.
Тетя Роза плакала на кухне. Дед Марат пил самогон из той бутыли, которую как раз дегустировала моя мама в последний день.
– Так, спокойно, надо подумать. Ольга чокнутая, конечно, но не безмозглая. Если что – она бы домой добралась, – говорила бабушка, сама себе не веря.
– Ей даже переодеться не во что, – плакала тетя Роза. – А вдруг ее украли?
– Ольгу? – удивилась бабушка. – Кто Ольгу в здравом рассудке украдет?
– Значит, ненормальный какой-нибудь, – всхлипнула тетя Роза.
– Ты же помнишь, как ее крали? И чем это закончилось? – вздохнула бабушка.
Маму действительно крали в невесты дважды. В первый раз она подняла в машине такой крик, так ругалась матом и так засандалила хуком справа жениху, что тот лично вернул ее домой, сказав, что это не девушка, а наказание господне.
А второй раз она чуть не отстрелила жениху гениталии из ружья, висевшего на стене в комнате.
Так что в нашем селе и в окрестностях, куда, конечно же, дошел слух о строптивой невесте, который передавался как народное сказание из уст в уста от старшего поколения младшему, больше ни у кого не было никакого желания брать мою маму в жены. Более того, мамино имя стало нарицательным. Женщины
