Должно быть боги, которым поклоняется это племя, не одобряют праздности и роскоши.
А что тут удивительного?
Разве киммерийский Кром заботится о своих подданных? Нет, он просто дает мужчине крепкие руки и отважное сердце и больше не вмешивается в его судьбу. Бесполезно взывать к нему или пытаться задобрить Крому жертвоприношением. Суровый бог не вмешивается в дела смертных.
Быть может и местные небожители тоже презирают богатство и считают, что истинное счастье в простом и неприхотливом существовании? Поэтому их паства и сидит тут в оазисе, довольствуясь едой, которой в цивилизованном мире побрезговал бы и последний попрошайка.
Правда, препятствием может служить то, что боги наделили их необычной внешностью… И они могут просто стесняться показываться обычным людям на глаза. Но разве такие пустяки могут быть препятствием для того, кто желает лучшей доли? Несколько дней пути — и перед ними открылись бы ворота Акита, Аграпура или другого из городов побережья, где найдется место человеку и не с такой необычной внешностью. Главное чтобы голова соображала, а в кошельке не переводились монеты…
Между тем жизнь в оазисе, затерянном среди черных песков, шла своим чередом. Люди ходили по улицам, варили еду, о чем-то беседовали друг с другом, воспитывали детей: словом, занимались самыми обычными делами. Даже в безделии, которому, как заметил Конан, жители деревни обычно предавались в часы полуденного зноя, не было ничего необычного.
Другое дело — само селение. Тут было немало удивительного.
Взять хотя бы дома, о чистоте которых хозяева не особенно заботились. Жилища здесь были сделаны из странной смеси скрепленных между собой блоков отполированного розового мрамора, кирпичей, небрежно вытесанных из черного ноздреватого камня и глины с соломой и козьим пометом.
Как будто какой-то безумный чародей шутки ради перемешал материал для постройки дворца офирского аристократа, жилища заморийского медника и лачуги нищего туранца. В центре селения находилась площадь (что само по себе уже было необычно), вымощенная плитами из серого и розового камня. От внимательного взгляда варвара не укрылось и то обстоятельство, что раньше в селении явно было куда больше жителей — то тут то там попадались заброшенные дома, в которых давно никто не жил.
Первое время Конан пытался расспросить жителей, но потом понял, что это бесполезно.
— Так правильно, — отвечали они северянину — так было всегда. И вновь погружались в ленивую дремоту.
Не переставала удивлять варвара и одежда селян, в которой щеголяли здесь все — от мала до велика, и к которой относились с вопиющей небрежностью. Некогда дорогие и красивые наряды из парчи, шелка и виссона давно превратились в пропыленные и выгоревшие лохмотья.
Любопытный Конан и тут попытался выяснить правду, но в ответ получал все те же бессвязные фразы:
— Это дары богини. Одежду ни к чему шить самим. Ведь когда придет время, мы и так получим все необходимое.
Другие, слыша слова соплеменников, сожалели, что богиня не дарует им еще и пищу и поэтому они вынуждены выращивать овощи, пасти коз и делать много других трудных вещей.
Но чаще всего жители деревни просто отмалчивались, как будто назойливые речи не коснулись их слуха. Дети же, которые смотрели на необычного пришельца с молчаливым восхищением, повторяли слова взрослых.
Киммериец сделал попытку что-нибудь узнать от своих «старых» знакомых — четверых стражей, приведших его сюда. Но многократно проверенный и надежный способ — беседа в харчевне за кружкой вина — оказался неосуществимым. Харчевни здесь попросту не было, да и сами стражи все время оказывались заняты или куда-то спешили. Попытка применить еще один освященный временем и совершенно безотказный способ — беседа о достоинствах и недостатках различных видов оружия — тоже ни к чему не привела.
Через несколько дней деятельная натура варвара начала томиться вынужденной праздностью. К тому же не пристало молодому полному сил мужчине пользоваться чьими-то щедротами, не предложив ничего взамен. Не желают брать серебряные монеты — что ж, он отыщет другой способ ответить на гостеприимство. С этими благими намерениями он постучался в дом главного старейшины, которого звали Рехаур.
— Скажи, почтеннейший, — осторожно начал он, усевшись рядом с хозяином дома на бортик бездействующего фонтана — отчего твои соплеменники так спешат укрыться в домах с заходом солнца? Что угрожает их безопасности? Бот уже несколько дней я пользуюсь вашим гостеприимством. Я надеялся расплатиться за ночлег и еду, но выяснилось, что серебряные монеты значат для вас не больше глиняных черепков. Тогда я могу предложить свои руки и острый меч. Если ты и твои люди нуждаются в защите, то мне вполне по силам вам ее оказать!
— Я давно ожидал от тебя этого вопроса, гость, — ответил тог. — Но, поверь, дело не в моей или чьей-либо прихоти. Думаю, многое в нашем укладе должно удивлять чужеземца. Так послушай, я поведаю тебе правду! Когда-то давно на месте пустыни были плодородные земли с прекрасными садами и города, поражающие своим великолепием, а по склонам Черной горы вились виноградники. Говорят, виноградины там были настолько крупны, что сока одной из них хватило бы чтобы заполнить вот эту чашу — и старец важно указал на валяющуюся неподалеку серебряную посудину внушительных размеров. — Но боги разгневались на людей — продолжал старейшина, — и гора, которую позже назвали — Горой Скорби, извергла из себя жидкий огонь, который затопил цветущую долину и сжег некогда благоденствующую страну.
— Клянусь Кромом, это, конечно, очень печально — нетерпеливо перебил его Конан. — Но как это объясняет то, что после захода солнца вы прячетесь по норам, словно крысы?
— Когда последний луч Огненного Светила прячется в небесное лоно, пробуждается ужасное чудовище. Днем оно прячется под землей, а по ночам бродит по улицам нашей деревни. И горе тому, кто попадется на его пути!
— Чудовище? — воскликнул повеселевший Конан. — Что ж, можешь считать, что с завтрашнего дня тебе и твоим людям нечего бояться. Я убью монстра и тем отблагодарю вас за спасение в песках и кров.
— Не суетись понапрасну, чужеземец. Чудовище никому не мешает. Просто здесь всем ведомо, что не след выходить на улицу после захода солнца. Видишь, как все просто. Иди же и пусть сердце твое будет спокойно. Все происходит так, как должно происходить.
— Постойте, может быть, что-то угрожает вам за пределами деревни? — не сдавался упрямый варвар. — Иначе с чего бы понадобилось нести караул?
— И здесь ты прав, гость, — печально кивнул Рехаур. — Видишь ли, люди, обитавшие у подножия Черной горы, были сведущи в искусстве чародейства и с помощью него хотели спастись от гнева богов.
— Но это же было много зим назад и боги давно успокоились!
— В окрестностях нашей деревни издавна происходит много необычного и страшного. Когда-то, когда мой отец был еще полон сил, несколько молодых глупцов вознамерились покинуть родные места. На следующий день их нашли — все они были мертвы. Не стану говорить тебе, в каком состоянии пребывали эти несчастные, это было бы слишком тягостно для твоих ушей… С тех пор решено охранять деревню, дабы уберечь людей от последствий их необдуманных поступков.
— Их растерзали? — не отставал киммериец. — И утащили куда-то головы? Я видел таких мертвецов, там, в высохшем оазисе. Кто бы это ни сотворил, это явно живое существо. А раз так…
— Не утруждай себя понапрасну, чужеземец. Просто не следует покидать деревню. Когда ты пожелаешь уйти, то тебя выведут потайным путем, пользоваться которым дозволено лишь старейшинам и стражам. Чудовища, бродящие в окрестностях не помеха для тех, кто не нарушает запретов. Зато мы никогда не подвергнемся нападению разбойников и к нам не доберется ни один сборщик податей. Во всем нужно видеть хорошее, чужеземец.
