хранятся семьдесят пять тысяч рукописей и около двух миллионов книг, не говоря уже о целом музее, посвященном этрусской культуре.
Альфи уверен, что сумеет помочь. Если только — и эта мысль беспокоит его — запрошенные сведения не содержатся в секретных архивах. Там стеллажи протяженностью в пятьдесят две мили, на которых хранится запретная информация, и доступ к ней имеют лишь святейшие.
Capitolo XXXVIII
Бледно-розовый рассвет окрашивает воды лагуны, над которыми в зловещей тишине повисает тонкая кладбищенская дымка.
Верховный жрец прохаживается по священному месту, подбирая обгорелые останки жертвы.
Он спокоен и умиротворен. Службу господину он провел хорошо. Теперь лишь бы никто не проговорился. Покончив с мрачным ритуалом, первосвященник напутствует послушников, как себя вести. Во-первых, у них у всех теперь есть легенда. Если родственники начнут домогаться, мол, где они этой ночью пропадали, аколиты соврут, якобы вместе кутили на празднике, в гостях. Если же возникнут подозрения, они один за другим признают любовные интрижки. У каждого есть алиби, и каждый готов принять малые последствия — всяко лучше, чем оказаться в холодных подвалах палаццо Дукале.
Дьяволопоклонник облачен в простые одежды лодочника — пропитанное кровью ритуальное одеяние замочено в корыте. Первосвященник сам отстирает его, очень тщательно. А пока он внимательно складывает в мешок для картошки косточки жертвы. Считает их, перечисляя по названиям: большеберцовая кость, малоберцовая кость, коленная чашечка… Он знает наперечет каждую кость в человеческом теле, каждый мускул, каждый нерв.
В отдельный мешок жрец собирает покрытые жиром головешки. Оба мешка скидывает на корму лодки; землю, на которой сожгли жертву, после перекопают, чтобы ни следа не осталось.
Над горизонтом взошла еще только половина солнца, а лодка, на которой Амуна Бадави привезли на смерть, увозит купца к его водной могиле.
Для рыбацких и прочих лодок время раннее, однако первосвященник этим не успокоен — он зорко оглядывает водную гладь канала.
Сквозь туман замечает канал Гвидечча на западе и остров Сан-Джорджио-Маджоре на востоке. Значит, пора остановиться. Какое-то время верховный жрец размышляет о знаменитом острове, где во время изгнания из Флоренции нашел прибежище Козимо Медичи; там же похоронили дожа Пьетро Циани; там же обрел дом огромный храм, посвященный ложному богу. Сколько же тел — живых и мертвых — проходило этой самой дорогой, полоской воды!
Поместив в мешки по булыжнику, дьяволопоклонник перевязывает горловины заготовленными отрезами веревки. От удара в борт неожиданно высокой волны лодка раскачивается, и жрец спешит сесть на скамью. Дожидается, пока вода успокоится. Встает и сбрасывает за борт первый мешок. Раздается такой приятный всплеск.
Всплывают пузыри на поверхность. Лодка снова качается. Рябь на темной воде бьет в корму, разворачивая суденышко. Верховный жрец вновь пережидает череду волн, сидя терпеливо. Затем скидывает за борт второй мешок. Отрадно смотреть, как он тонет. Как расходятся круги, как они потом тают и гаснут…
— Buongiorno!
Первосвященник ошарашен. Кто обратился к нему?!
Жрец оглядывается. Никого. Ах нет. Вон там, впереди… Разрумянившийся монашек, ведет лодчонку. Подойдя ближе, начинает грести медленнее.
— Туман-то какой! У вас ничего не случилось? — Святой брат смотрит на воду, будто что-то заметил. — Помощь не требуется?
Дьяволопоклонник не в силах скрыть испуг. Хватается за весла.
— Нет. Non, grazie, — отвечает жрец монаху, молча проклиная себя. Ведь не было же никого вокруг!
Перестав грести, монах позволяет своей лодке приблизиться к лодке незнакомца. Подозрение, повисшее в воздухе, по плотности не уступает туману.
Первосвященник натужно улыбается.
— Вы из монастыря на Сан-Джорджио?
Монах кивает.
— Si. — Борта лодок соприкасаются. — Я выхожу в лагуну каждое утро после заутрени и перед завтраком. — Он смотрит на воду. — Вы ничего не обронили? Я как будто слышал всплеск. Подумал, кто-то тонет…
— Да нет, как видите, я жив-здоров. И даже сух. Вам показалось. — Дьяволопоклонник берется за весла. — Это весла бьются о воду.
Жрец оглядывается на солнце. При таком освещении монах многого заметить не мог.
Улыбнувшись, первосвященник говорит:
— Простите, мне пора. Arrivederci.
Подгребая одним веслом, монашек разворачивает лодку.
— Arrivederci, — прощается он и за два гребка исчезает из виду.
А дьяволопоклонник и не догадывается, что весь обратный путь монашек размышляет, отчего незнакомец солгал ему. Святой брат точно видел два мешка, сброшенные в воду.
Глава 40
В кирасиры, элитную группу спецназа, из которых набирается почетный караул президента, принимают далеко не каждого. Мало того что рекрут обязан иметь военную подготовку, так еще ростом должен быть сто девяносто сантиметров. Для итальянцев задача неслабая. Умберто Кастелли один из немногих, кто успешно прошел отбор.
За двадцать лет службы благодаря своим исключительным качествам он прославился как успешный глава отдела, внедряющего полицейских в банды.
Умберто идет на крайние меры, чтобы утаить свою подлинную личность. Никогда не является на территорию штаб-квартиры карабинеров. Все дела ведет за ее пределами.
Бородатый и одетый словно уличный музыкант, майор встречается с Вито Карвальо в кафе у моста Риальто. Двое полицейских почти ровесники и друг к другу испытывают взаимное уважение. Они близкие друзья.
Заказав двойной эспрессо, здоровенный «уличный музыкант» кладет под столом ногу на ногу.
— Как Мария?
Этот вопрос Вито задает любой, кому не все равно.
— То лучше, то хуже, — отвечает майор Карвальо. — Физически ухудшений нет. Склероз вроде отступил немного, но сама Мария какая-то подавленная.
— Сочувствую.
— Grazie. Скоро у нас праздник, вот она и взбодрится.
— Молодец. Надеюсь, так оно и будет. — Кастелли ждет, пока молодой официант в белом фартуке оставит чашку дымящегося кофе, затем открывает принесенный с собой полиэтиленовый пакет из
