кисть.
— Идемте.— Он круто повернулся, зашагал к лестнице. А спустившись вниз, прошел через буфетную прямо на кухню. Горничная, стоя у стола, наливала кофе.
— Где фрекен Таппер? — спросил Веспер Юнсон.
Она кивнула на одну из дверей.
— Нездоровится ей, видать. Заперлась.
Он шагнул было к двери, но передумал.
— Вы не знаете, что там за чудеса с этой увядшей сиренью?
Добродушное лицо горничной приняло сочувственное выражение.
— Бедная старушка Хильда. Она, как пришла оттуда, аккурат об этом со мной говорила. Суеверие, только и всего, вы ж понимаете.
— Давайте-ка все по порядку,— попросил начальник уголовной полиции.
Она оставила кофейник и подошла к нам.
— Эти сирени на крыше — деревья-хранители или как их там называют,— понизив голос, сказала она.— Старый хозяин, то бишь отец господина директора, сажал их, когда рождались дети. Господин директор сам рассказывал. Он, понятно, это всерьез не принимал, да и я тоже не верю.
Веспер Юнсон кивнул, глаза у него блеснули.
— Такое дерево, оно вроде защитника, доброго гения, который сопровождает человека всю жизнь. Когда подопечный умирает, дерево гибнет. Это давнее народное поверье. Очень любопытно.
— Да, господин директор в точности так и говорил,— с жаром подтвердила горничная.
— Значит, у каждого из четверых есть свое дерево-хранитель? — сказал я.
— Верно,— кивнула горничная.— Там на крыше четыре сирени.
— И у директора Лесслера была голубая? — спросил Веспер Юнсон.
Она посмотрела на него в явном смятении:
— Ну да, голубая.
ТИОСУЛЬФАТ НАТРИЯ
Веспер Юнсон чуть ли не обрадовался.
— Ах ты, черт! — воскликнул он.— Больше полувека дерево-хранитель цветет, а той самой весною, когда умирает его подопечный, вянет и оно. В пору усомниться, случайность ли это.
— Ясное дело, случайность,— сказал я.
— Так я и сказала Хильде, когда она давеча прибежала,— объявила горничная.— Господи боже мой, эта сирень уж не первый год сохнет. Удивляюсь, как она вообще перезимовала нынешний год. Но Хильда этого, понятно, не знала. Она только осенью сюда переехала.
Я кивнул.
— От госпожи Денер, да?
— Точно. Она здесь двадцать пять лет не была.
— А почему, собственно, она вернулась? — спросил я.— Госпожа Денер отказалась от ее услуг?
— Работы для нее стало многовато, и тогда госпожа Денер договорилась с господином директором, что ее возьмут сюда. Здесь на ней только готовка, и в доме все по-современному, с тех пор как хозяин его перестроил.
— Не больно-то приятно, черт побери, связывать судьбу с таким вот деревом-хранителем,— заметил Веспер Юнсон, когда мы, выйдя из квартиры покойного миллионера, спускались по лестнице.— Представьте себе: каждое утро проверять, хорошо ли оно полито да удобрено. А весной волнуйся, распустится ли!
Из лестничного сумрака вынырнул какой-то человек. Когда он подошел ближе, я разглядел, что это старший полицейский.
— Как хорошо, что вы не ушли,— сказал он и что-то прошептал на ухо своему начальнику.
— Отлично,— сказал тот,— отлично. Я к нему забегу. Как его фамилия — Ларссон?
— Капитан торгового флота Эйнар Ларссон.
Веспер Юнсон достал блокнот и сделал какие-то пометки, зонтик при этом покачивался у него на руке.
— А вы пока, будьте добры, позвоните адвокату Георгу Шиллю, Дроттнинггатан, тридцать восемь, передайте, что я на полчасика запоздаю. Он все равно сидит в конторе, работает, так что, думаю, это не имеет значения.
Полицейский все записал и, глянув на карманные часы, сказал:
— Депеши из Норрланда, должно быть, вот-вот поступят.
— Вы лучше езжайте домой,— сказал начальник уголовной полиции.— Если что проклюнется, свяжитесь со мной. Я буду на месте часиков в десять, а может, и раньше.
Мы вышли на улицу и поспешили к соседней парадной, над которой стоял номер одиннадцать. Дом был старый, обшарпанный, а лестница находилась в столь плачевном состоянии, что я было подумал, уж не хозяйничает ли тут стокгольмский муниципалитет. Грязно-желтая краска на стенах облупилась, подъезд провонял кухонным чадом и прочей гадостью — хоть нос затыкай.
— Кто такой этот капитан Ларссон? — спросил я, когда мы поднимались по высокой истертой лестнице.
— Здешний жилец,— бросил он в ответ.
Я не замедлил сделать свои выводы из его резкого тона.
— Мое присутствие вообще-то желательно?
— В принципе без разницы.
— All right.— Я остановился.— В таком случае до свидания.
Он быстро переменил тон.
— Господи, ну вы и порох — сразу обида.— Он похлопал меня по плечу.— Идемте-идемте, услышите кое-что интересное.
Много времени пройдет, пока я разберусь как следует в этом сумасбродном и весьма небезопасном коротышке.
Мы молча продолжали подниматься по скверной, полутемной лестнице, наконец добрались до верхней площадки. Туда выходило несколько дверей, на одной из которых я прочитал «Ларссон». Веспер Юнсон позвонил.
В квартире послышались шаги, дверь открылась: на пороге стоял великан.
— Прошу вас, господа,— пророкотал он басом и церемонным жестом пригласил нас войти.— Как я понимаю, вы из полиции,— сказал он, когда мы очутились в большой комнате, куда через косые окна цедился вечерний свет. Мне бросилось в глаза множество моделей судов на шкафах и столах и ряды морских пейзажей, развешанные по грязным стенам. Спертый воздух пропах табачным дымом, кухней и клеем. Начальник уголовной полиции с любопытством огляделся.
— Я и не подозревал, что здесь наверху морской музей,— сказал он.
Великан хозяин фыркнул.
— Старым да лысым тоже ведь надо чем-то заниматься… Да-да, эти вот игрушки я сам сделал, все до одной, своими руками,— удовлетворенно сказал он.
Он и впрямь был уже в годах — пожалуй, за шестьдесят пять перевалило. Череп голый как коленка, обветренный подбородок зарос седоватой щетиной. Уму непостижимо, как его грубые лапищи могли выполнять такую тонкую работу — строить модели кораблей.
Полицейский начальник угостил старого шкипера сигаретой и закурил сам.
— Я шеф уголовной полиции Юнсон,-представился он,— и вообще-то пришел сюда вовсе не затем, чтобы любоваться моделями.
Старый моряк кивнул.
— Вы, как я понимаю, насчет директора Лесслера интересуетесь,
