Муравьи срочно проложили от своего муравейника новую дорогу к банке с сахарным песком, крышка от которой куда-то задевалась, бегали по ней туда-сюда; если заглянуть в банку, то не поймешь, чего там больше — сахару или муравьев.
Осы слетались в это место, наверное, все, какие есть в здешних лесах — полосатые, хищные, как тигры, и все ухватки у них были тигриные. От вчерашнего сазанчика они оставили один скелет с головой: вгрызались, упираясь изо всех сил лапами, отдирали по кусочку и куда-то уносили. А когда в муравейнике вчера на закате муравьи устроили бал — повылезали все наружу, наряженные в длинные белые крылья, и танцевали, то осы пикировали сверху, схватывали танцоров и тоже уносили.
Самого Мишаню укусили два раза, а остальных — по нескольку раз. Больше всех досталось Глебу, которому оса забралась под майку и прострочила своим жалом спину, как швейной машинкой.
Мухи здесь такие же, как дома, но более ловкие и подвижные, что они делали в лесу — непонятно: летели бы в город, там для них еды больше, а здесь они сами — еда для стрекоз, которые большими эскадрильями кружили, как вертолеты, над полянкой и ловили мух.
Были еще оводы и красивые мушки с зеленой головой и черными крылышками. Несмотря на красоту, они кусались больнее ос.
Иногда с грозным гудением медленно пролетали громадные шершни, от которых все шарахались.
— Шершней не затрагивай! — поучал городского Глеба всезнающий Братец Кролик. — А то обидится, других созовет, а кусаются они знаешь как? Долбанет со всей силы в лоб и одновременно впускает жало! Тут никакой силач не устоит: сразу — брык!
Глеб с уважением и опаской посматривал на страшных полосатых шершней.
— За одну руку овод кусает… — жаловался Колюнька. — На другую кусучая желтая муха садится, а комары — зь-зь-зь…
Один Глеб был доволен:
— Сколько мы радости принесли мышам, мухам, осам! Теперь все в лесу знают, что мы тут!
Собачки — пестренькая и желтенькая — во время еды сидели в траве, навострив ушки: ждали, чтоб им тоже дали какой-нибудь кусочек…
Одна только знакомая мышь заготовила себе на зиму хлеба и больше не показывалась.
После завтрака отец с Колюнькой пошли удить, а остальным неугомонный Братец Кролик предложил:
— Пошли на разведку! Разведаем, что там Синицы против нас замышляют…
На разведку пошли Мишаня, Гусь, сам Братец Кролик, а Глеба оставили караулить лагерь.
Скрытно подобравшись к озеру и там замаскировавшись в кустах, они начали вести наблюдение за другим берегом, где жили Синицы, которые как раз высыпали всем своим неисчислимым семейством купаться. Они так сновали и кишели, что точное их количество Братец Кролик счесть не сумел, как ни старался.
Большие Синицы плавали по самой середине озера, Синичата поменьше — поближе к берегу, совсем маленькие копошились на отмели, а вовсе крошечный Синичонок ползал по песку у самой воды и подбадривал своих родственников одобрительными криками.
— Сколько их!.. — ужаснулся Братец Кролик.
— Чепуха! — самоуверенно заявил Гусь. — Все — мелочь пузатая!.. Настоящих ребяток мало: если тебе одного, да Мишане одного, мне парочку… даже не хватит.
Удовлетворенные результатом разведки, они отправились восвояси.
Из Глеба вышел плохой караульщик.
Он сел ловить рыбу в заливе и даже поймал какую-то рыбку, но что это была за рыбка, выяснить не удалось, потому что ее унес местный уж: взял в рот и поплыл через залив.
Пока он ловил рыбу, собачки съели весь хлеб, оставленный под газетой.
Когда на берег опять высадились синиченские гуси, Глеб не стал их прогонять, а они нашли банку с червями, опрокинули ее и всех червей склевали.
В довершение всего пропали последние яблоки, лежавшие под брезентом, но на этот раз воришка был обнаружен: им оказалась водяная крыса!
Глеб показал ее; она проворно шныряла и суетилась в кустах: видно, картошку и яблоки перепрятывала!
— Ага! — сказал Мишаня и взял копье.
— Что ты хочешь делать? — спросил Глеб.
— Как что? — удивился Мишаня. — Сейчас я ее копьем проткну — вот что сделаю!..
— Зачем?
— А затем: не воруй наши продукты!
Мишаня взмахнул копьем, но Глеб толкнул его под руку, и копье упало, не долетев до крысы. Тогда Мишаня схватил удилище и хотел вытянуть Глеба по спине, но по Глебу не попал, а попал по Колюньке. Тот изогнулся, зашипел, как кошка, а потом взвыл на весь берег.
— Чего орешь? — сказал ему Мишаня. — Я ж нечаянно… Вот если б я тебя нарочно стукнул, тогда ори, конечно… А так — зачем?..
Колюнька подумал и замолчал, щупая спину, а Мишаня обратился к Глебу:
— Жалко, что не попал! А то бы ты знал, как под руку толкать!
Тут и Братец Кролик вмешался:
— Нечего крысу трогать…
— А яблоки? А картошка? А помидоры? Она ворует, а ее трогать не моги?
— Она не знала, что это наши! — сказал Глеб. — Она видит — лежат, а чьи — это не ее дело! Может, она думала, что для нее лежат.
Колюнька засмеялся, а Мишаня угрюмо спросил:
— Может, и ос трогать нельзя?
— И ос… — непреклонно ответил Глеб. — Они тут все — и мыши, и осы — жили-поживали, а мы явились и давай всех убивать, да? У крысы тут нора, дом, может, ей тоже неприятно, что мы приехали, шумим тут… А если тебе яблок жалко…
— Ничего мне не жалко!..
Крыса и не подозревала, что была на волосок от гибели: продолжала суетиться, шарить в кустах, длинная, темная, блестящая, очень красивая. Вообще-то, конечно, такую жалко протыкать копьем.
— Мы должны не разбойничать, а помогать им, чем можем… — сказал Глеб.
— Мы и так помогаем, — пробурчал Мишаня. — Мышу хлеб давали… А они и сами себе помогают очень даже хорошо: все у нас поворовали…
— Я говорю про сазанчиков, которые в озере задыхаются… Знаете, что надо сделать? Прокопать канавку до реки: они по ней и уплывут!..
— Это придется копать до самой зимы… — прикинул Братец Кролик. — Покуда этот канал прокопаешь…
— Так попробовать-то можно? — стоял на своем Глеб.
— Попробовать можно… — согласился Братец Кролик.
Они захватили лопатку и перебрались на остров.
Сазанчики по-прежнему плавали строем, как рыбьи солдаты, но было видно, что вода еще отступила от прежних берегов и озерки стали еще мельче.
Сороки и вороны все так же галдели где-то за деревьями — ждали…
Когда измерили расстояние от озерка до речки, вышло пятьдесят два шага.
Горячий Братец Кролик схватил лопатку и начал копать.
Но земля оказалась сырая, липкая, плохо копалась: прилипала к лопатке, а отлипать не хотела и вдобавок была битком набита разными палочками и кореньями, что и лопатку никак не воткнешь.
Братец Кролик скоро выбился из сил, а прокопал так мало, что и считать нечего.
За ним приступил к работе Глеб. Он, конечно, еще скорее выдохся, но показать этого не хотел и все копал и копал…
— Брось! — пожалел его Братец Кролик. — Что мы — лысые: такую землю копать? Лучше что-нибудь еще придумаем…
