Но дверь закрылась, она толкнула ее ногой, и голос исчез, наверно, она заговорила шепотом.
– Пора бы ему уже сделать предложение официально.
Мама Донзер в этот вечер нервничала. Все молчали, ожидая возвращения Сесили. Она отсутствовала недолго; и снова усевшись перед бледной неподвижной Мартиной, протянула ей руку, сказав:
– Продолжай, отец. Девочка взобралась на вершину… Что дальше?
– Подожди, – мсье Жорж откинул голову на спинку кресла, подумал немного и продолжал: – Вот она взобралась на самый верх, еле видная из-под своих распущенных волос. Задергивают полог, гасят свет, и все удаляются. Ночь спускается над дворцом. Длинная, темная ночь. Утром королева-мать, окруженная своими придворными дамами, появляется в спальне, где невеста проходила испытание. Отдергивают ниспадающий сверху полог белого шелка, вышитый серебряными звездами, и видят разметанную постель, со свисающими простынями и покрывалами, и где-то там, наверху – девочка, со спутанными волосами на смятых подушках, бледная, огромные глаза обведены сиреневыми кругами. Прежде чем успели просить ее, что означает весь этот беспорядок, она разразилась рыданиями, и сквозь них едва различим был ее тоненький голосок: «Прошу прощения, ваше величество… Я провела такую ужасную ночь, глаз не сомкнула, все у меня болит, я совсем разбита… Уж и не знаю, что такое в этой постели, можно подумать, что я спала на мостовой, на булыжнике, на скале, болит у меня как раз там, где поясница просто ужас какой-то… Если бы я спала на камнях, то чувствовала бы себя не хуже». – «Приди же в мои объятия! – воскликнула королева-мать. – Вот наконец истинная принцесса! Даю тебе в мужья моего сына, принца. Будьте счастливы!» Принц приветствовал принцессу, они поженились, и у них было много детей…
– Все это прелестно, но у меня-то нет на примете принцев, по одному для каждой из моих принцесс на горошине.
Мама Донзер встала и направилась в кухню приготовить липовый чай, который они по заведенному обычаю пили на ночь. Она крикнула девушкам:
– Отдыхайте, дети, не болтайте всю ночь…
Сесиль и Мартина, как и в деревне, спали в одной комнате. Общая ванная отделяла ее от комнаты родителей. Установлено было расписание для приема ванны: Мартина – по вечерам, Сесиль по утрам, а родители, принимавшие ванну раз в неделю, имели в своем распоряжении все воскресенье. Таким образом, никто друг другу не мешал.
Сесиль и Мартина раздевались. У каждой – свой туалетный столик, на котором в образцовом порядке разложена косметика. Сколько же ее там было! Девушки брали, что хотели, в парикмахерской мсье Жоржа, и не одни только образцы, ведь, кроме того, существовал еще и «Институт красоты», откуда Мартина приносила все косметические новинки, всегда зная, каких чудес можно ожидать от каждого из этих образцов косметического искусства. Они развлекались, пробуя на себе все модные оттенки румян, все новые духи, которые ежесезонно доставлялись мсье Жоржу и «Институту» в целях рекламы. Помимо того, и Мартина и Сесиль обожали коробочки, и их было наставлено у них на туалетах множество: и фарфоровые, и хрустальные, и опаловые, и перламутровые, и из ценного дерева… Между туалетными столиками на маленькой полочке стояли две лурдские богоматери– светлячки их ночей. Раздеваясь, девушки сразу вешали платья в шкаф, а белье складывали на маленькие серые лакированные стульчики в стиле Людовика XV, обитые водянисто-зеленым атласом: в доме любили водянисто-зеленый цвет. Мартина предпочитала преимущественно небесно-голубые оттенки, а Сесиль – розовые, это хорошо гармонировало с водянисто- зеленым. Покрывала были тоже водянисто-зеленые, из искусственного атласа. На стенах висели те же картинки, что и в деревне; звезды и полузвезды кино и полуодетые красавицы – Мартине и Сесили казалось, что к спальне больше всего подходит обнаженное тело. Между кроватей стоял ночной столик, и у каждого изголовья – по низкому креслу.
– Вот выйду замуж, – Мартина разделась и направилась в ванную комнату совершенно голая, – и у меня будет эластичный пружинный матрас самого новейшего образца.
Когда она закончила свои омовения, Сесиль, как обычно, уже лежала в постели. Хотя Мартина всегда любила небесно-голубой цвет, а Сесиль – розовый, обе они предпочитали ночные рубашки одинакового фасона в стиле ампир: талия под грудью и рукавчики буфами. Мартина у туалетного стола накладывала крем на лицо, Сесиль уже проделала эту процедуру и, лежа на спине с забранными назад и перетянутыми лентой волосами, старалась не запачкать наволочку.
– У меня будет эластичный пружинный матрас, – повторила Мартина, укладываясь, – это дорого, но ведь можно купить в рассрочку, и не заметишь, как выплатишь…
Она выключила свет и немного увеличила звучность радио, глазок которого освещал комнату, подобно ночнику, не хуже богородицы.
– Мне не хотелось об этом говорить, когда мсье Жорж рассказывал сказку про принцессу, – но постель у меня неудобная! – сказала Мартина. – Как твоя?
– Ничего… Я пролежала удобную ложбинку.
– А я решила приобрести эластичный пружинный матрас… Ты спишь, Сесиль?
Сесиль спала. Мартина мысленно вернулась к Даниелю. Это не значит, что она его покидала хоть на минуту, но теперь, когда весь дом спал, она чувствовала себя свободнее, теперь никто не мог подслушать ее дум Она была полна тоски, беспокойства и счастья. А вдруг он опять исчезнет? Вдруг все начнется сначала? Опять ожидание! Она уже потеряла терпение, сил больше нет… Они назначили друг другу встречу на ближайшую субботу там же, под арками. Даниель жил при Школе садоводства, в Версале, но он объяснил ей, что студенты уходят и приходят, когда хотят, так как школа вовсе не похожа на интернат. И все-таки он не предложил ей встретиться сразу же, на другой день. Он был рассудителен, усердно занимался наукой и не собирался запускать из-за Мартины свои занятия. Он назначил ей свидание именно в субботу, потому что, если он даже вернется поздно, у него будет время выспаться. Она же готова была никогда больше не спать, только бы, не теряя ни единой минуты, видеть Даниеля, слышать его голос, чувствовать его губы на своих руках. Он даже и не попытался поцеловать ее… Мартина изнывала от нетерпения, ожидание стало невыносимым именно теперь, когда можно было отсчитывать дни, часы и минуты… До чего же страшна реальная жизнь – ни с чем не сообразуясь, она идет своей дорогой, людоедка! Надо спать – для Даниеля, иначе на что она будет похожа в субботу… И Мартина тотчас же заснула.
IX. На опушке дремучего леса
Даниель Донель отлично помнил Мартину-пропадавшую-в-лесах, она всегда сидела на каменной тумбе у въезда в деревню: Мартина ждала, и он прекрасно знал, что она ждет его. Когда он встречал ее случайно, то казалось, что она вот-вот потеряет сознание, но от волнения, а не от неожиданности, точно встреча с ним не была для нее ни случайностью, ни неожиданностью, точно она ждала его всегда, каждую минуту. Даже в Париже, когда он встретил ее под арками на площади Согласия, она, не здороваясь, посмотрела на него так, словно он всего лишь опоздал на свидание и она сердится на него за это, едва отвечает, не
