Даниель становился рассеянным, как бы коснувшись чего-то неприятного. Да, суть дела в том, что Даниель хотел бы использовать огромные отцовские плантации роз для постановки научных опытов, а отец возражает, так как опыты обходятся дорого. Даниель все же уговорил бы отца, если бы не двоюродный брат, ты его знаешь, старший – он-то и есть главный противник опытов, потому что он закоренелый реакционер… Лучше не будем об этом говорить, ладно?
Мартина запоминала все, что рассказывал ей Даниель, даже тогда, когда он пускался в сложные объяснения относительно хромосом и генов… Но во всем, что рассказывал Даниель, ее интересовали только те детали, которые касались его личной жизни, семейных взаимоотношений, и тоже лишь в той мере, в какой от этого зависела ее будущая жизнь. О Бернаре, старшем из двоюродных братьев, Мартина думала: он ненавидит Даниеля за то, что столь милые сердцу Бернара боши, эти свиньи, проиграли войну, и Даниель не только не был повешен, но и стал героем! Хромосомы, конечно, не имеют никакого отношения к их вражде! Когда Мартина засыпала одна, без Даниеля, она думала об этом Бернаре, который мешал Даниелю создать розу с особым ароматом и тем самым препятствовал его будущему. Она ненавидела Бернара.
Мартина куда легче проникала в мир Даниеля, чем он в ее мир. Он терялся от изобилия ее друзей в «Институте красоты», путал мадам Денизу с Жинеттой, несмотря на то, что мадам Дениза, директриса, – «дама из общества», с седыми волосами и моложавым лицом, всегда безукоризненная, а Жинетта – всего лишь простая маникюрша, как и сама Мартина, и, кстати сказать, как раз она и обучила Мартину ремеслу, когда та поступила на работу в «Институт». Жинетта, пожалуй, – самая искусная маникюрша из всех, и именно поэтому Мартина дружит с ней, а так в ней нет ничего интересного. Мадам Дениза, кажется, даже из дворянской семьи. Но превратности судьбы заставили ее в молодости стать манекенщицей. Сейчас у нее есть друг, представитель автомобильной фирмы, раньше он был гонщиком, шикарный тип, Мартина уверена, что они поженятся…
Даниелю, по правде говоря, все это казалось скучным, он относился с полным безразличием к тому, выйдет ли замуж мадам Дениза. Сесиль и мадам Донзер интересовали его несколько больше, ведь их он немного знал. К тому же Мартина и Сесиль жили в одной комнате. В квартире было три комнаты, ванная и кухня, все очень современное – стилизованная деревенская простота в столовой… на лестнице ковер, лифт… все безукоризненно! Но теперь строят еще более современные дома – сверкающие, глянцевые, с балконами, окрашенными в яркие тона и похожими на лоджии. Сесиль не позволит Жаку ничего лишнего до замужества, а квартиры, чтобы пожениться, у них нет, нет и денег, чтобы приобрести квартиру, хотя бы в кредит. Мсье Жорж и мама Донзер еще не выплатили всех взносов за свою.
Когда он прослушал все несколько раз кряду, то потерял к этой теме какой бы то ни было интерес. Даниель прерывал рассказ Мартины поцелуями. Мир Мартины был так ничтожен, а она вовсе не стремилась расширить его границы. Например, она никогда не читала книг, Даниель в конце концов обнаружил это и захотел узнать причину.
– Какое мне дело до чужой судьбы, – ответила она спокойно, – у меня хлопот хватает и с моей собственной.
Даниель опешил, не нашелся, что сказать… Мартина, казалось, попросту не понимала, что такое творчество, искусство. Из любопытства Даниель повел ее в картинную галерею на ретроспективную выставку – от классических произведений до современных. Интересно, что-то ей понравится.
– Ничего, – отрезала Мартина, – я предпочитаю полотно, не запачканное красками, чистое…
Даниель снова опешил. Потрясающе – полное отрицание искусства! Мартина какой-то уникум. А до чего странным было то упоение, с каким она восклицала: «Как красиво!», – стоя перед витриной, в которой выставлены предметы домашнего обихода. Мартина любила все новое, полированное, лакированное, чистое, гладкое, атласистое, безукоризненное! Даниель не упускал случая подразнить ее. Он говорил ей, что она ужасная, божественная, совершенная, безукоризненная маленькая мещанка! Разумеется, это касается только ее эстетических вкусов. Потому что в сфере чувства и его непосредственного выражения она была настоящей женщиной. Тут ее невежество в области искусства, надо сказать, беспрецедентное, и в то же время ее увлечение безвкусицей не играли никакой роли. Это также не мешало Мартине одеваться с большим вкусом и к тому же на гроши. Даниель благоговел перед непостижимостью Мартины, полной для него тайн… Подумать только, ведь в самой природе Мартина тоже искала лишь безукоризненное: небо, солнце, луна, дальние горизонты нравились ей тем, что расстояние скрадывает все возможные изъяны.
– А как же, – спросил ее Даниель однажды в маленькой деревенской гостинице, в их комнате, которую солнце, проникая сквозь закрытые жалюзи, делало полосатой, похожей на зебру, – как же ты, любя одни только безукоризненные вещи, можешь мириться с мозолью у меня на ноге?
– А кто тебе сказал, что я мирюсь?…
С Мартиной надо было держать ухо востро, задашь вопрос невпопад – сразу нарвешься на неприятный ответ. Даниель лежал голый на шершавых гостиничных простынях и ногами упирался в прохладные металлические прутья спинки кровати. Ему стало смешно. Ну и Мартина – ей палец в рот не клади! Она, тоже голая, спокойно лежала рядом с ним, несколько отстранившись, – слишком жарко было в этот знойный июньский день. Внезапно Даниель перестал смеяться.
– Значит, – сказал он, – если я облысею… или обзаведусь брюшком… или попаду в аварию, или если разразится война и я вернусь домой калекой…
– Ты… – Мартина еще немного отодвинулась от него. – Ты – начало и конец. Даже если ты вываляешься в нечистотах… я отмою тебя.
Этот короткий разговор все решил. Даниель был романтиком, ученым, но вместе с тем – крестьянином. Недаром время от времени появлялся у него этот мечтательно-невозмутимый взгляд, взгляд простосердечной невинности, устремленный куда-то вдаль и в то же время пристальный, терпеливый и покорный – взгляд ученого, склонившегося над микроскопом, крестьянина, работающего на своей земле. Этот взгляд выявлял внутреннюю сущность Даниеля; как и его предки-крестьяне, он строил жизнь прочно, воздвигал стены из крепкого дуба, из огромных балок… Любовь Мартины была неистребима, прочна, как материал старинных построек.
Значит, встречаются еще анахронические страсти? Никто не искал в судебных архивах ответа на этот вопрос. Да и к чему искать ответ в статистике преступлений? Страсть не измеряется преступлениями… И все же всепоглощающая страсть Мартины наводила на мысль о преступлении. Это не серийная страсть, не предмет фабричного производства, она сделана не из пластмассы. Вот почему все слова говорили о глубине страсти, темной, как ночь, предательский мрак которой заслоняет опасные глубины. Мартина держалась у входа в ночь, на опушке дремучего леса, завлекая туда путника, маня его за собой… Даниель последовал за ней, ведь он был мужчиной.
Х. Мечты по дешевке
Мадам Донзер плакала. От облегчения, от избытка чувств. Вот уж год, как это продолжалось; весь дом изнывал под тяжестью тайны, которая ни для кого не была тайной, под тяжестью молчания о том, что было известно всем троим: Мартина жила с Даниелем Донелем. Она даже и не думала скрывать это. Просто
