– Но все равно они начали очень энергично работать. – Олег замолчал. – А знаешь, – вдруг обратился он ко мне с вопросом. – Может быть, и нам...
– Начать писать! – закончил я.
– Да! Давай!
– Можно! Найдем тему и начнем, – согласился я.
– Сегодня? – не терпелось Олегу.
– Давай!
Этот длинный диалог происходил в школе на большой перемене. Как только окончились уроки, мы побежали домой, пожрали и соединились на олеговой квартире. Добрых два часа мы промучились в поисках темы. Были предложены самые несусветные проэкты повестей, рассказов, романов, очерков и поэм. Все безуспешно! Мне нужно было уже итти домой. Я попрощался. Два несчастливых литератора расходились в полном отчаянии, а наверху шла лихорадочная работа. Это еще больше бесило нас. Неизвестно как родилась у нас мысль начать совместно писать. Если бы не начали писать те двое, молчали бы и мы. Но вот они начали писать. Они держали это втайне. Мы загорелись. Мы тоже начали писать наперекор, против их шерсти. Мы почему-то были глубоко уверены, что это им не по душе. Они не знали, что мы пишем. Но это не ослабляло нашего желания написать лучше их, быстрее их. Так возникло это литературное соперничество.
Всю ночь я метался в постели в поисках темы, чертовски трудно было ее найти. Я уверен, что Олег вел себя точно так же, как я. На следующий день в школе мне взбрела в голову дьявольски простая тема, будто бы один молодой парень поехал в отпуск в колхоз на Алтае. Там ему сказали, будто в лесу живет леший. Ну я расписывать не буду, а лишь скажу, что леший была гигантская летучая мышь. Я был ослеплен собственной темой, не чуя ног, помчался я к Олегу. В несколько минут он был знаком с моим планом. Тема обрастала новыми подробностями и эпизодами как снежный ком липким снегом. Маленький рассказ неимоверно быстро обращался в солидную повесть. Наша фантазия лихорадочно работала. Все остальные уроки мы сидели как на иголках. Еле дождались конца. Но писать в этот день не пришлось. Меня погнали за обедом, потом еще куда-то и еще. На следующий день наш писательский пыл начал охлаждаться. Что было с «врагом» неизвестно. Несколько дней прошли в полном бездействии. Мы приходили в отчаяние, видя, что гаснет вся наша энергия. И она гасла медленно, но верно. Мы с Олегом делали нечеловеческие усилия, чтоб ее удержать. Но писать все не приходилось. Наконец, выдался долгожданный свободный день. Олег пришел теперь ко мне со всякими тетрадочками и карандашиками. Все время подбирали материал. Осмотрели десятки томов всех имеющихся энциклопедий, а записали несколько строчек. Энергия гасла как солнце вечернее. Единственное спасение – немедленно сесть и писать. Мы уже хотели привести это в исполнение, как вдруг наша блестящая шикарная тема показалась нам не лучше черепков разбитого горшка. Мы были раздавлены, уничтожены. Мы были разбиты собственной темой. Энергия окончательно погасла. Теперь ее ничем нельзя было зажечь.
Прошла неделя, мы с Олегом старались не вспоминать злосчастный рассказ, а наши соперники сияли, у них дело шло на славу, каждый день как по расписанию Лева ходил к Михикусу и до 10–11 часов строчили наверху перья. Иногда слышались отдельные громкие возгласы, но обыкновенно они работали тихо. Каково было Олегу слышать, как скрипят их ненавистные перья?! В школе мы их видели счастливыми, улыбающимися. Они даже не подозревали о нашей коалиции и поэтому не могли открыто торжествовать. Но нам было достаточно и собственного чувства побежденных. Так шли дни. Мы редко навещали друг друга. Однажды, когда я и Олег шли из школы домой, меня вдруг озарила блестящая идея.
– Олег! – закричал я не своим голосом и дернул товарища за рукав. – Эврика! Идея! Знаешь, давай сделаем, будто все это рассказ этого парня в кругу инженеров. И назовем рассказ «Седые волосы». Будто там один спросит его почему-мол у тебя седые волосы? Ну и тот расскажет. А под конец ему не поверят, и в это время пролетит мимо эта мышь.
– Здорово! – вскричал радостно Олег.
Мы возликовали. Как умалишенные мы побежали домой. Соединились опять у меня. Сначала стали лепить новые эпизоды. А затем решили писать в отдельности, потом прочесть друг другу, взять лучшее и соединить воедино. Мы расстались. Стали писать, писали осторожно и с умом. Но в отдельности что-то не клеилось. Опять соединились. Но, чорт его знает! Как-то неудобно вдвоем. Это чувствовали мы оба, но сказать друг другу не решались. Наконец, с грехом пополам, начали писать, немного вошли во вкус. Но тут меня позвали ужинать, и Олег ушел. Следующий день я пропустил в школе. Потом опять силой воли заставили себя писать, стало кое-что получаться. И вдруг – все пошло насмарку. Вот как это случилось. Однажды зазвонил телефон. Я рванул трубку, думая, что это Олег. Но я ошибся: это был очень хорошо знакомый голос Левки. Он хотел зайти. Я крайне удивился, но не возражал. Он пришел ко мне, мы разговорились. Смотрели книги. Мне вдруг почему-то ужасно захотелось его разыграть.
– Нет! – говорю я лукаво. – Актрису не нужно. Мишка не прав, на какого лешего сдалась вам эта актриса?
Левка минуту молчал, потом вдруг отчаянно махнул рукой и с нескрываемым раздражением пробормотал:
– А! Этот Мишка! Тупица. Все со своей артисткой лезет. Уперся как осел. А ну его ко всем чертям.
Его слова были пронизаны такой злобой, что я невольно удивился. Но через минуту все понял. У Мишки с Левкой произошел крупный конфликт. Этого-то я никак не ожидал. Когда Левка ушел, я схватил трубку и яростно набрал номер Олега.
– Позовите, пожалуйста, Олега, – попросил я, услышав обычное «Я слушаю».
– Он ушел, – ответили мне.
– Куда? – удивленным голосом спросил я, привыкнув знать Олега домоседом.
– К Мише, – отвечали мне.
Теперь я понял остальное и звякнул трубку о крючок. У меня было совершенно оголтелое лицо. Мишка с Левкой поссорились, и весь наш рассказ разлетелся как по волшебному мановению пальца. Разлетелся как дым.
Так кончилось это литературное соперничество. Все водворилось на свои места! Лева ходит ко мне, и мы смотрим бабочек и различных козявок.
А Олег – к Мишке, и они болтают о хорошей погоде, о двух дураках Левке и Юрке и о Надьке Кретовой[46] в окне.
Этот рассказ вышел у меня сам собою. Как-то непроизвольно. И я решил назвать его – СОПЕРНИКИ.
Если я его прочту самим героям, они найдут детали, прибавленные мною. И они будут правы. Такие детали у меня есть. Но сама мысль, сама сущность действительно произошла на планете Земля в Солнечной системе, в Восточном полушарии, в Европе, в СССР, в Москве, на улице Серафимовича, в доме номер 2, иначе – «Доме Правительства», между 4-мя несовершеннолетними молодыми людьми, имена которых неизвестны. Все они увлекались литературой и продолжают увлекаться ею по сей день.
Я написал в один присест. Надо сознаться, что он мне чем-то нравится (хотя и нехорошо хвалиться). Я знаю, пройдет месяц, два, и он перестанет мне нравиться, как и все остальные рассказы. Сейчас два часа дня, мне не терпится прочесть его кому-нибудь. Но некому! Таня ушла на пластику (дрыгать ногами и махать подобно мельнице руками). А товарищи еще не пришли из школы. Конечно, он ужасно мал, но есть пословица – «Мал золотник, да дорог».
Р. S. Вы уж простите меня, что я занимаюсь самохвальством.
Трифонов Ю. 9 февраля – 1938 г.
В этой записи-рассказе мне кажется интересным вот что: уже совершенно отчетливо проступает догадка автора, что когда-нибудь кто-нибудь будет читать этот дневник. И второе: отношения мальчиков. Эти пока еще маленькие честолюбия, эти пока еще маленькие предательства – они как прививки от тяжелых «болезней» взрослого возраста.
Неожидан здесь характер всеобщего кумира Левы Федотова. Это совсем неоднозначный характер, и недаром Юрий Валентинович возвращался к нему дважды: в романе «Дом на набережной», где образ Антона Овчинникова несколько идеализирован, и в романе «Исчезновение», где Леня Карась обрисован жестко и трезво.
Миша Коршунов, он же Михикус, один из немногих ребят «Дома на набережной», кто жив,
