Сеннар горько улыбнулся.
— Мне шестьдесят лет, я старый и погибший человек. Это ты не видишь жизнь в верном свете, потому что ты еще мальчик. В твоем возрасте я думал в точности как ты, а теперь — посмотри на меня. Иллюзии рано или поздно кончаются.
Лонерин опустил взгляд. Если бы это случилось несколько дней назад, он посмотрел бы на Дубэ, ища у нее силу и доводы.
И может быть, Дубэ помогла бы ему. А теперь — нет. Теперь даже она не знает, что ответить.
— Мы просим у вас немного, — с трудом произнесла девушка.
Сеннар смотрел словно сквозь нее.
— Мы проделали этот долгий путь, чтобы попросить вас помочь нам просто советом. Мы лишь хотим знать, какими магическими средствами Гильдия может вернуть к жизни Астера и как можно противостоять этой магии, — договорила она.
— А ты кто такая? Он маг, а кто ты?
Дубэ опустила глаза и ответила:
— Я воровка. Гильдия убийц забрала меня к себе насильно, чтобы я работала на нее.
— И ты здесь из-за вот этого. — Он указал на символ на ее руке.
Дубэ кивнула.
— Тогда интересуйся только своими делами и не притворяйся, чтобы угодить другу, будто у тебя есть и другие интересы.
— Я не угождаю ему.
— А разве нет?
— Когда я пошла за ним, я приняла решение помочь ему выполнить его поручение и считала его дело своим. — Она почувствовала, что Лонерин украдкой смотрит на нее. — Я ненавижу Гильдию, это люди из Гильдии наложили на меня печать.
Сеннар долго смотрел на девушку, а потом так же долго — на клеймо, которым она была отмечена.
— Ты знаешь, кто такой Тенаар?
Дубэ, которую этот вопрос привел в замешательство, только покачала головой.
— Тенаар — другое имя Шеврара.
Дубэ побледнела от волнения. Она знала бога с таким именем, читала кое-что о Шевраре в балладах о Ниал. Это был бог эльфов, которому героиня-полуэльфийка была посвящена, когда была еще младенцем. В то время Астер уже преследовал полуэльфов. На деревню, где жили родители Ниал, напали фаммины, и мать девочки дала обет: если она сама спасется, то посвятит свою дочь Шеврару, богу войны и огня, создателю и разрушителю.
— Я прочел некоторые документы Астера — те, которые смог найти до своего отъезда. Среди его помощников были фанатичные поклонники этого бога эльфов, члены секты, которая возникла среди людей сразу после того, как эльфы ушли. Эти сектанты видели в Шевраре только его разрушительную сторону. Со временем имя бога стало произноситься Тенаар, но это то же самое божество.
У Дубэ его слова вызвали странное чувство, будто прошлое и настоящее были связаны какой-то нитью, будто у нее и Ниал есть что-то общее, какое-то глубинное родство.
— Вот в этом и состоит суть Всплывшего Мира — брать все, что есть на свете прекрасного, и уродовать до неузнаваемости. Искажать. Превращать во что-то несущее зло.
Сеннар вздохнул, и в этом вздохе были усталость и боль.
Потом он снова повернулся к Лонерину:
— Мне жаль, что я был жесток, мне жаль твои мечты, и, поверь мне, я уважаю то, во что ты веришь. Но время заставляет понять многое, и даже ты потом поймешь меня. Это сказал мне, очень много лет назад, граф Варен из Залении, Затонувшего Мира, куда я ездил искать помощи для войны против Тиранно. Время сгибает людей.
— Я знаю. Я прочитал об этом, — сказал Лонерин.
— Я думал, что это не так, но это правда. Речь идет не только о том, что ты с годами слабеешь телом, но и о том, что ты начинаешь понимать настоящую суть мира и чувствуешь, что это уничтожает тебя. Я прошел через это, а тот, с кем это происходит, больше не может выпрямиться. Мне пришел конец, я больше не тот, кто написал «Хроники Всплывшего Мира», и не тот, кто способен найти доводы против рассуждений Астера. Если бы я говорил с ним сегодня, я, может быть, признал бы, что он прав.
— Нет, вы только устали. Утрата Ниал, бегство вашего сына… я понимаю, как это может разрушить человека, — настаивал на своем Лонерин.
Одно лишь упоминание об этих двух несчастьях было для Сеннара как смертельный удар. Он согнулся, как человек, который хочет ослабить боль. Потом он поднял голову.
— Мне жаль, но я больше ничего не могу сделать для вас. Я не в силах бороться, мне не хватает для этого убежденности.
Лонерин сжал голову руками, и Дубэ почувствовала, что должна ему помочь. Она не знала как, но каким-то образом это поручение стало и ее делом, словно Лонерин во время похода передал его ей.
— Тогда сделайте это для вашего сына, — сказала она.
Сеннар выпрямился и пристально посмотрел на нее своим проницательным взглядом.
— Вы знаете, где он? Вы его видели?
Дубэ покачала головой:
— Нет, но мы знаем, что он существует и что он в опасности.
В глазах Сеннара зажегся лихорадочный огонек тоски и тревоги.
Теперь заговорил Лонерин. Ободренный дерзким вмешательством девушки, он вдруг увидел слабое место в броне отчаяния старого мага. И он попытался пробить эту броню.
— Главу Гильдии зовут Иешоль, — начал он.
Сеннар кивнул и ответил:
— Я нашел его имя в тех документах, о которых я вам говорил. Тогда это был молодой ученик Астера, безмерно восхищавшийся своим учителем.
Дубэ знала этого ужасного человека, который сделал ее невольницей Гильдии.
— Этот человек сумел вызвать из мира мертвых душу Астера.
— Я ее видела, — вмешалась Дубэ. — Я видела фигуру мальчика с неясными очертаниями, она плавала в светящемся шаре в подземельях Дома — это место, где живут члены Гильдии.
— А почему ты считаешь, что это он? — Было похоже, что Сеннар заинтересовался их словами.
— Он был похож на свои статуи, их в Доме много. В Гильдии ему поклоняются как мессии.
У Сеннара вырвался еще один горький вздох.
— Теперь они ищут тело. Тело полуэльфа, — снова заговорил Лонерин.
Старик немного выпрямил спину, в его глазах вспыхнул свет понимания. Теперь ему все стало ясно.
— Тарик…
— Ваш сын?
— Или дети, которые, возможно, есть у него… — договорил Сеннар, словно размышляя вслух, и его голос дрожал.
— Вот поэтому мы и пришли к вам — просить помощи также и для вашего сына.
Но Сеннар уже погрузился в свои воспоминания и мысли.
— Жизнь опять наносит мне удар, ей еще не надоело причинять мне страдания…
Он, казалось, еще больше постарел. Его голос, лишенный интонаций, был полон боли. Дубэ почувствовала, что ее душа разрывается от сочувствия и сострадания к нему.
— Он ушел отсюда, когда ему было пятнадцать лет, захлопнув дверь перед моим носом. Для него существовала только его мать, и он не мог перенести того, что я оказался не в состоянии предотвратить ее смерть. — Он закрыл глаза, словно мысленно видел перед собой далекие образы. — Я хотел бы найти его, снова увидеть. Если бы я мог вернуть время назад и изменить то, что произошло.
Всего одна слеза стекла по его щеке, сухой, как пустыня, которую невозможно оросить. Он открыл глаза, стараясь прийти в себя.
