Все время, когда они искали друзей Лайо, Врашта нес юношу на плечах. У фаммина были быстрые ноги и очень тонкий нюх, и то и другое было необходимо для того, чтобы идти по следам Ниал и Сеннара. Врашта бегом пересек огромную пустынную равнину и останавливался только для того, чтобы полечить Лайо, дать ему еды и питья.
Юноша стал все чаще разговаривать с фаммином дружелюбно, словно с младшим братом. Однажды вечером он рассказал ему о Ниал, об армии, о своей жизни.
— Я рад, что ничего не сказал, — признался в конце концов Лайо.
— Если бы ты заговорил, то с тобой такого не произошло бы, — ответил Врашта.
— Но тогда я предал бы своих друзей, а хуже предательства ничего нет.
— Что значит «предательство»?
— Это значит — лгать, сказать, что сделаешь одно, а сделать другое. Мои друзья знают, что я буду защищать их любой ценой, что никогда не причиню им зла. Нужно всегда быть искренним со своими друзьями.
Врашта почувствовал боль в сердце, он начинал понимать: если он действительно друг Лайо, он не должен делать того, что делает. В эти дни фаммина мучили чувства, которых он не знал, он не мог разобраться в них.
Перед знакомством с Лайо Врашта даже не подозревал, что значат такие слова — «дружить» или «быть добрым». Его жизнь была война. Он знал, что делать с тысячью пленников, его самого тоже пытали. Он не испытывал от этого ни удовольствия, ни боли. Ему приказывали, фаммины не могли нарушать приказы.
Теперь, напротив, он начинал понимать, что помимо обязанностей, от которых он не мог освободиться, было еще и другое. Была жизнь, состоящая из тысячи ощущений, и она только сейчас начинала раскрываться. Эти ощущения притягивали его, даже когда были неприятны и мучительны. Он вспомнил то, что сказал ему один из неправильных перед тем, как он убил его: «Тебе никогда не хотелось просто жить? Делать то, что хочешь?» Врашта не понял, потому что не знал, что такое жизнь. Теперь он чувствовал это, он знал также, что не хочет предавать Лайо. Вот в чем причина этого ощущения в желудке, этого комка в горле — нежелание делать что-то плохое.
Наконец после полудня Врашта нашел дорогу, по которой прошли друзья Лайо, и понял, что они направились в Сеферди.
Вечером юноша лежал, прислонившись к фаммину, и спокойно дышал. Врашта растолкал его; Лайо открыл глаза и стал их тереть.
— Что случилось, враги? — спросил он, насторожившись.
— Я предал тебя, — сказал Врашта и сразу же почувствовал себя лучше.
Лайо не понял.
— Что? — спросил он сонным голосом.
— Тот человек приказал мне освободить тебя, найти твоих друзей и убить тебя вместе с ними.
Тут Лайо окончательно проснулся и сел.
— И ты только для этого освободил меня?
— Мне было приказано, — вздохнул Врашта.
— Ты хочешь убить меня?
— Нет, — быстро ответил фаммин.
Лайо пристально смотрел на чудовищное создание.
— Я — перед тобой, если хочешь убить меня, делай это сейчас. Ну, давай.
Врашта опустил глаза.
— Я предал тебя, — повторил он.
— Ты освободил меня не потому, что тебе это приказали, и нес меня сюда не для того, чтобы предать меня и моих друзей. Ты сделал это потому, что хотел этого сам, — объяснил наконец юноша.
Врашта посмотрел на него:
— Фаммин не может нарушить приказ. Неправильные, которых я знал, не хотели убивать, однако должны были делать это — так их создал Тиранно.
— Ты сам решил сказать мне правду, ты сам решил лечить меня, тебе этого никто не приказывал. Ты тоже можешь делать то, что хочешь, ты тоже можешь выбирать.
— Я не хочу, чтобы меня вынуждали убить тебя… Я не хочу предавать тебя… Ты — мой друг, — грустно сказал Врашта.
Лайо протянул руку и погладил чудовищное создание по щеке. Это прикосновение странным образом подействовало на Врашту: он вдруг почувствовал, что его утешили и ободрили.
— Я доверяю тебе и знаю, что ты не убьешь меня. Теперь, когда ты все рассказал, мне больше нечего опасаться, я тебе верю. Веди меня к Ниал и Сеннару.
16
УЖАС, КОТОРЫЙ НЕВОЗМОЖНО ОПИСАТЬ
Перед Ниал открывалась длинная улица, вымощенная квадратными камнями. Улица была довольно широкая — по ней спокойно могли проехать две повозки. Камни мостовой сместились, и из трещин вылезали искривленные ростки, покрытые колючками. Наверное, раньше это была главная улица, над которой когда- то шумела листва высоких деревьев. Сейчас от одних деревьев остались обгоревшие пни, другие тянулись высохшими искривленными ветвями к свинцовому небу. На неживых ветвях сидели многочисленные вороны, их карканье было единственным звуком, наполнявшим тишину ночи.
Улица была завалена строительным мусором, стеклами и разным оружием, вероятно выпавшим из рук тех, кто пытался спасти город. Все дома вокруг оказались разрушенными или обгоревшими. Ниал пошла по соседней улице. Здесь было то же разрушение и те же развалины. Рядом валялись обрывки тканей, неизвестно как сохранившиеся за столько лет.
Полуэльфийка вошла в дом. Что-то из мебели оставалось нетронутым, но в основном все валялось на полу, поломанное или сгнившее. В одной из комнат стоял накрытый стол, как будто бы дожидаясь хозяев дома. В других комнатах все выглядело так же: опрокинутая мебель, разбросанные листы бумаги, простыни, пропитанные кровью.
Они вышли и продолжили путь по улицам города. Увидели другие дома, другие следы пожаров и кровавые пятна на улице и на стенах домов.
— Это ненормально, что кровь сохраняет такой яркий цвет почти сорок лет, — проговорил Сеннар. — Кто-то волшебным образом решил сохранить это отчаяние.
Ошеломленная Ниал шла по обломкам. Она не могла ничего чувствовать, все казалось ей чужим. В этом городе ей ничто ни о чем не говорило, тишина смерти перекрывала любой шум и не давала осознать то, что она наблюдала.
Они вышли на широкую площадь. Ниал таинственным образом смутно вспоминала, что на этом месте каждую неделю шумел рынок. Обычно он был полон людей, взлетали вверх брызги из фонтана — круглой белой чаши с тонкой мраморной колонной черного цвета, возвышавшейся в центре. Теперь площадь была завалена обломками железа и остатками того, что когда-то было прилавками. Вся мостовая потемнела от пожара. В центре возвышался неправдоподобно белый фонтан. Фонтан был заполнен мутной болотистой водой, оттуда слышалось карканье ворон, походившее на траурную литанию.
Они продолжали идти, приблизились к королевскому дворцу, на месте которого остались развалины, на земле валялись осколки хрусталя, из которого был построен дворец. Падающая башня пробила крышу главного здания, поэтому стал виден тронный зал. Колонны поднимались к небу: нетронутые, белые, во всем великолепии блистающего хрусталя, теперь они поддерживали только небо, подернутое тучами. В глубине, в одиночестве, посреди развалин стоял трон — хрустальное кресло с сиденьем из уже выцветшего бархата. Можно было догадаться, что прежний его цвет — пурпурно-красный. Ниал представила себе Наммена, сидевшего на этом троне на вершине власти и беседующего с собравшимися царственными особами: Наммен не взял в свое владение захваченные его отцом во время войны земли, но дал власть каждому
