позвонил в дверь дома, постучал в окна первого этажа. Никто не открыл, только в крайней угловой комнате занавеску отдернула пожилая женщина, распахнула форточку и спросила, чего нужно. Участковый представился работником службы газа, но бабка дверь не открыла.
В автобусе Девяткин подробно изложил задачи операции, кажется, все растолковал, но странное волнение тянуло душу, словно самые главные слова остались не сказанными.
Три опера пошли в питейное заведение «Восток», что через дорогу от дома. Через пыльную витрину они, оставаясь невидимыми, могли наблюдать за фасадом здания. Вторая группа из трех оперов расположилась в густом кустарнике с задней части дома. Девяткин с Лебедевым и молодым лейтенантом Поляковым, который тащил кувалду в брезентовой сумке, миновали вытоптанный сквер с поломанными скамейками. На подходе к дому из кустов вынырнул невысокий востроносый мужчина в сером плаще.
– Капитан Василий Буштак, – отрапортовал он, по каким-то неведомым приметам угадав в Девяткине начальника. – Жду дальнейших…
– Майор Девяткин. Раз уж ты тут, Вася, пойдешь с нами. Оружие при себе?
– Так точно.
– Держи наготове. Может понадобиться.
Поднявшись на крыльцо, Девяткин долго давил пальцем кнопку звонка, потом постучал в дверь ногой. Послышались неторопливые стариковские шаги, человек остановился с другой стороны, выглянул на улицу через глазок. Увидел физиономию Девяткина – красные глаза, щека, заклеенная пластырем, за спиной топчутся еще три здоровых мужика в штатском.
– По какому делу? – высоким дрожащим голосом спросил старик.
– Комиссия из области. Проверка счетчиков электроэнергии, – ответил Девяткин. – Я председатель комиссии.
– Кажется, ты уже сегодня приходил.
Девяткин подумал, что старик имеет в виду участкового, и ничего не ответил. Упала цепочка, повернулся ключ в замке. Старик потянул дверь на себя, увидел внушительную фигуру лейтенанта Лебедева и инстинктивно отступил на шаг, наблюдая, как в дом входят четверо мужчин.
– Тихо, гражданин, – прошептал Девяткин, – мы из полиции. Квартирант со второго этажа на месте?
– Какой квартирант? Кирилл, что ли? Так он еще днем приехал. И вроде как не выходил.
– Тише, ты. Живо в свою комнату. И не высовывайся.
Бывший офицер ФСБ Кирилл Власов, дремавший на кровати, проснулся от каких-то неясных звуков. Переход от сна к бодрствованию занял лишь мгновение. Власов вытащил из-под подушки пистолет и сел на кровати. Потрогал повязку, вроде все в порядке. Встал, подкрался к двери и вслушался в звуки, доносившиеся с первого этажа. Стариковского разговора больше не слышно, чужих голосов тоже. Только, кажется, деревянная ступенька на лестнице тонко скрипнула. Или это мыши возятся между деревянными перегородками стен? Он прижался щекой к дверному косяку. Только сейчас Кирилл вспомнил, что в бумажнике лежит половинка тетрадного листка, исписанная рукой Лихно.
– Черт подери, – губы Власова беззвучно шевельнулись. – Вот дерьмо…
На бумажке адрес женщины, ее имя и еще приблизительный график рабочего дня. Лихно, уезжая, попросил об услуге. Эта бабенка что-то знает, чего ей знать не нужно. Вопрос лучше решить, инсценировав несчастный случай или нападение грабителей в темное время суток. Место, где живет та баба, тихое, когда она возвращается с работы, уже темно. Лихно сказал, что лучше всего дождаться ее на подходе к дому. Проломить голову, забрать кошелек. Якобы грабители напали.
Дело пустяковое, похожие поручения Власову уже доводилось выполнять. Но всегда он соблюдал железное правило – сначала наизусть учил все данные о своей «мишени», затем проводил разведку местности. Сейчас из-за этой проклятой царапины на ноге он обо всем забыл. Листок, сложенный вчетверо, содержал не только информацию о жертве. С другой стороны бумажки был нарисован план дома, где живет эта Маргарита.
Кровь из носа, бумага не должна попасть в руки ментов. Он схватил бумажник с зеркального шкафчика, вытащил листок бумаги. Не зная, что с ним делать, сунул в карман штанов.
Глава двадцать третья
Сотник глядел на пустую улицу, уходящую вниз. Не видно ни людей, ни крыс. Поселок словно вымер. Дом, что стоит напротив, накренился на левую сторону и готов развалиться, если рядом кто-то громко чихнет. От крыши, сделанной из листов ржавого железа, почти ничего не осталось. Соседний дом выглядит не лучше. Крыши там и вовсе не было, а стены потрескались.
От этой картины зевота сводила скулы. Но ожившая рация не дала заснуть.
– «Орел-один», вызываю «Орла-два», – голос Лихно, сухой и бесстрастный, на этот раз казался взволнованным. – Отвечайте, «Орел-два». Прием.
Где-то далеко на западе, за неровной линией горизонта, догорал закат. С гор налетал теплый ветер, принося с собой красноватую пыль, которая лезла в нос и горло. Сумерки сделались гуще, теперь трудно разглядеть тело, лежащее у второго от поворота дома. Вадим Сергеевич, уткнувшись носом в лужу, раскинул руки, будто готовился заключить в страстные объятия любимую женщину.
Там, внизу, Лихно приник к окулярам бинокля, он старается, но не может понять, что за человек лежит посередине улицы. И проверить не решаются, боятся нарваться на пулю.
– Я – Орел-один. Остаюсь на связи. Вызываю Орла-два. Повторяю, эфир могут слушать. Выходите на связь только на этой частоте. Прием.
Сотник грыз спичку и думал о том, что жизнь прекрасна, но коротка. В один карман куртки, снятой с Вадима Сергеевича, он сложил четыре снаряженные обоймы к винтовке, на десять патронов каждая. В карман штанов свалил пару горстей рассыпных патронов, где-то штук тридцать. Сотник посмотрел на часы и подумал, что Палыч увел Джейн и ветеринара на почтительное расстояние. Они взяли с собой всю воду, по две банки консервов на брата и немного сухарей.
– Орел-один, вызываю… Черт бы вас побрал, отвечайте кто-нибудь!
За дальним углом дома через улицу стоял «Лендровер». В задней части багажного отделения есть канистра с бензином на пятьдесят литров и старые тряпки, которыми покойный Вадим Сергеевич протирал стекла, плюс кое-какой инструмент, запасное колесо и домкрат. Впрочем, эти мелочи не в счет. Сотник положил в карман рацию, подхватил винтовку, пригнувшись, перебежал улицу. Остановился сзади машины, открыл багажник. Поставил канистру вертикально, открыл крышку и смочил в бензине ветошь. Прихватив с собой мокрую тряпку, закрыл багажник и сел за руль. Только тогда поднес рацию к губам и сказал:
– Привет, Лихно. Ты грохнул не того человека. Впрочем, это мелочи. Я по другому поводу. Направляю к тебе твою драгоценную Джейн. В целости и сохранности. Мне она больше не нужна. А теперь сделай все, чтобы она осталась жива. Пока, до связи.
– Не дури, Сотник! – крикнул Лихно. – Ты будешь жалеть об этом до конца дней своих. Один звонок по спутниковому телефону – и ты останешься без сестры и племянника. Слышишь меня? Они умрут медленно. И примут смерть с радостью, как избавление от адских мук. Неужели ты способен на…
– Пошел на хер. – Сотник покопался в кармане, достал ключ от машины, вставил его в замок зажигания и повернул. – Я с самого начала понял, что вытащить из тебя деньги будет трудно. Но я постараюсь это сделать. А теперь о сестре. Еще в Москве через своего человека я передал ей письмо. Объяснил, как надо уйти от людей, которые ее опекали. Сейчас моя сестра и племянник в надежном месте. Тебе до них не дотянуться, и ты это знаешь.
– Хорошо, тогда о себе подумай, живым отсюда все равно не уйти. И в цинковом гробу твой труп обратно в Россию не отправят. В лучшем случае похоронят в какой-нибудь яме, полной нечистот. Подумай, у тебя даже могилы своей не будет. Ну неужели ты достоин такой доли? Давай все уладим мирно. Мы разумные люди, можем договориться, шанс еще есть. Я отдам твои деньги…
– Отдашь? – усмехнулся Сотник. – Конечно, отдашь.
Больше он не стал слушать, выключил рацию, на малой скорости вырулил на дорогу. До трупа Вадима Сергеевича оставалось метров пятьдесят. Сотник убрал ногу с педали газа, крутанул большим пальцем колесико зажигалки, запалил тряпку, пропитанную бензином. Быстро повернувшись назад, бросил ее туда, где стояла открытая канистра, обложенная ветошью. Огонь ярко вспыхнул и, быстро набирая силу, стал подниматься к горловине канистры.
