Есть ещё реанимационные бригады. Но эти отпадают. Есть бригады ЦИТО, они занимаются в основном железнодорожными и автомобильными катастрофами. Тоже отпадают. Кардиологические бригады. Эти, как правило, выезжают по вызовам линейных бригад, например, в случае трансмуральных, затрагивающих все стенки сердца инфарктов. Как показало вскрытие, никто из убитых инфарктов не переносил. Значит, и кардиологов можно смело вычеркивать.
– Ты меня слушаешь? – Гусаков громко откашлялся. – Кажется, ты витаешь где-то.
– Слушаю, – кивнул Ларионов.
Гусаков снял трубку зазвонившего телефона, выслушал собеседника.
– У меня здесь народ, – сказал Гусаков в трубку и посмотрел на Ларионова, видимо, в данный момент олицетворявшего народ. – Перезвоню.
Он бросил трубку на аппарат, но в этот момент дверь, чуть скрипнув, приоткрылась, в кабинет заглянул мужчина с красной, какой-то помятой физиономией.
– Ты в карты играть идешь? – спросил мужчина Гусакова, а с Ларионовым даже не поздоровался, глянул на него, как на неодушевленный предмет. – Ждем ведь.
– Позже, – отмахнулся хозяин кабинета. – Видишь, корреспондент газеты у меня, – он кивнул на Ларионова. – Беседуем, невоспитанный ты человек.
– Понятно, я дико извиняюсь, – мужчина закрыл за собой дверь.
– Мой помощник, – Гусаков грустно усмехнулся. – Заваливает и с порога о картах. А может, у меня министр сидит, а не корреспондент. А ему по фигу.
Ларионов листал блокнот, с трудом разбирая собственный подчерк. Еще есть психиатрические бригады скорой помощи, обычные и специализированные, в том числе детская психиатрическая помощь и психиатрическая реанимация. Пятнадцать бригад на всю Москву. В каждой такой бригаде водитель, два фельдшера и врач. Этих сразу с кону долой. Взяв ручку, Ларионов зачеркнул несколько рукописных строк. Никто из убитых психическими расстройствами не страдал. Далее… Токсикологическая бригада. Она одна в городе и занимается отравлениями, связанными в основном с передозировкой наркотиков. Этих тоже можно смело вычеркивать.
Далее… Инфекционная бригада, она занята перевозкой бальных по направлению врачей лечебных учреждений, то есть перевозят инфекционных больных из одного стационара в другой, также занимаются перевозкой психиатрических больных. Ларионов черканул в блокноте ручкой. Далее… Акушерско- гинекологическая бригада, занятая приемом родов и производством абортов на дому. Кажется ни тот мужик, с головой, проломленной гвоздодером, ни две старухи рожать не собирались. Акушеров вычеркиваем. Ларионов поднял голову, стараясь сообразить, о чем теперь рассуждает Гусаков.
– А мой сосед по площадке, хохол, купил дорогую квартиру в Москве и почему-то решил, что мы с ним, раз уж соседствуем, одного поля ягоды, – Гусаков неторопливо предавался воспоминаниям и пускал табачный дым. – Так-то он неплохой человек, дельный, хозяйственный. Открыл какую-то забегаловку для прикрытия и вел свой маленький бизнес – торговал опиумом. И, представляешь, решил меня к этому делу приобщить. Он вообще не в курсе, кто я такой есть, какую должность занимаю, с какими людьми дружу. Видит только, что я на «Мерседесе» езжу, и решил, что я бандит или торгаш какой-нибудь. Взял он бутылку, закуски и так запросто приходит ко мне в гости со своим предложением.
Гусаков погасил окурок и рассмеялся своим забавным воспоминаниям.
– Я с ним выпил, сосед все-таки, выслушал его предложение и говорю: «Сам я такими делами не занимаюсь, но могу свести тебя с одним человеком. Это весьма могущественный человек. После встречи с ним тебя можно будет хоть в кино снимать». «Вот как…» – моргает глазами хохол. «Да, – говорю, – хоть в кино тебя можно будет снимать. В сцене с расчлененным трупом ты будешь этим самым расчлененным трупом». Больше он ко мне не приходил. А я переехал в министерский дом. Не могу компрометировать себя таким соседством.
– Очень разумно, – кивнул Ларионов. – А что тот хохол?
– Он вывез жену из России и продал её в Турции в публичный дом. Вернулся за следующей женой. Неплохой приработок, вывозить отсюда женщин. Теперь организовал большую фирму по экспорту так называемых манекенщиц. Вообщем, нашел свое место в жизни. Недавно он где-то достал мой номер, позвонил, извинился за тот случай и перевел крупную сумму в наш фонд, чтобы продемонстрировать лояльность законопослушного предпринимателя нынешней власти, – Гусаков сладко улыбнулся.
Ларионов повертел ручку и продолжил чтение своих записей. Что ещё остается? Остаются педиатрические бригады, выезжающие к детям до четырнадцати лет. Плюс труповозка. Все это к черту, и труповозку и педиатров. Еще есть бригада МЧС, подчиняющаяся непосредственно министру здравоохранения Москвы. Эти к бабушкам не выезжают. Их специализация взрывы, угрозы терактов, утечка газа, вообщем социально значимые происшествия, а не больные старухи. МЧС вычеркиваем. Да, много он начеркал. Ларионов перевернул страницы блокнота. Но и остался большой список. С чего начать? За что взяться? Линейные бригады – их подавляющее большинство.
– Ты диктофон выключил? – Гусаков высыпал окурки из пепельницы в корзину для бумаг. – Какой-то ты, Дима, сегодня заторможенный.
– Давно уж выключил.
Ларионов посмотрел на диктофон, лежавший на столе между ним и Гусаковым.
– А то за такую пленку мои враги дорого заплатят, – Гусаков взял диктофон, убедился, что он действительно не работает. – Мой кабинет, разумеется, слушают. Но это другое ведомство. Им сам Бог, – Гусаков посмотрел на большой портрет президента в красном углу, – сам Бог велел слушать таких, как я. Тут уж ничего не поделаешь, приходится мириться. Тем более что конфиденциальность прослушки гарантирована. Мой голос на пленке – продукт внутреннего пользования, никакой утечки. Я боюсь другого. Самые заклятые, самые злые враги – это бывшие или теперешние друзья. Можешь мне верить. Вот их я и боюсь.
– Как вы сказали, друзья? – встрепенулся Ларионов.
– Точно, друзья, – кивнул Гусаков. – Они и есть самые злые враги. Никто не подставит хуже, чем друзья.
– А-а-а, друзья.
