попала в беду. Хорошо еще… Впрочем, не известно, добром ли кончится её история.
– Сейчас фонари зажгут, люди пойдут с работы домой. Тут картонажная фабрика, лесопилка, столярный цех, лакокрасочный завод. Лена не заметила слов Егорова.
– Слышите? – она повернула голову влево и вправо, остановилась, Егорову тоже пришлось застыть на месте. – Колокольный звон. Далекий-далекий. Надо же, как здорово.
– Здорово, – лицо Егорова оставалось мрачным. – Никогда не совершайте никаких прогулок в одиночку. Вас все время должен сопровождать человек, я или кто другой. А то ещё отправитесь одна на звон колоколов.
– Вы ведь сами говорили, что здесь безопасное место.
– Говорил. Но в дурную историю можно попасть в любом, самом безопасном месте. Уж поверьте мне, у меня обширная практика по этой части.
– Начали о прекрасном вечере, а заканчиваем какой-то мрачной ерундой, – Лена тронулась с места, ступая в своих стильных сапогах осторожно, как сапер по минному полю. – Таких вечеров на всю человеческую жизнь раз два – и нету. В такие вечера, именно в такие, приходит любовь или дружба, которая на всю жизнь. Я была ещё школьницей, а мой поклонник уже отслужил в армии, учился, но всерьез я его не воспринимала. Но вот однажды таким вот прозрачным вечером он прочитал мне несколько трогательных стихотворений. А потом и говорит: «Знаешь, Лена, вся моя большая жизнь уместится на твоей маленькой ладошке». Он сказал мало, но больше и добавить нечего.
– И что же дальше?
– Юношеская любовь – вот что, – Лена дышала глубоко, с видимым удовольствием. – Прошли те годы. Встретила его в каком-то магазине, там по четвергам дают дешевые рыбные заказы для многодетных семей. На его голове немыслимый треух, пальто мало ему на три размера. Разинул варежку и смотрит на меня, как баран на новые ворота. А когда узнал, пожаловался, что заказы здесь плохие, много несвежей рыбы попадается. И весь он какой-то обрюзгший, видимо, много мучного есть. И сам, поэтому стал похож на мучного червя. Лирических стихов он, разумеется, не помнит. Видимо, помнит только дни месяца, в которые дают эти уцененные рыбные заказы. А я чуть ли не жизнь была готова за него отдать. Но он тогда сказал, что женитьба это не ко времени.
– Зря вы о нем тек. Может, он хороший человек. Вот о семье заботится, о детях, за заказами этими бегает.
– Да не в этом дело, плохой он или хороший, – Лена вытащила из карманов шубы варежки. – Просто не должен мужчина добровольно превращаться в ничтожество. Этого моего бывшего поклонника Женей зову, ну, Евгением. Так вот, я слышала, что жена ласково называет его Веником. Как это вам? А Венику, кажется, даже нравится. Вот я и думаю, мужчины не для того рождены, чтобы превращаться в веники.
Вспыхнули фонари, залив улицу млечным звездным светом Егоров, удивился ходу мыслей этой девочки и решил, что пора поворачивать обратно, в гостиницу.
– И что мы там станем делать? – Лена посмотрела на него с удивлением. – Вылупимся в телевизор? Или сыграем в дурака? Лучше погуляем. Я так хочу.
Егоров вел свою спутницу бережно, обходя рытвины и выбоины в тротуаре.
– Может, тогда расскажете мне о своей последней любви. Вы умеете рассказывать. – Вы работаете на моего отца, вы сами все понимаете. Лучше о другом. Понравился мне один парень из богемных кругов, художник, что-то там мазюкает. В таких неземных пастельных тонах. Здорово. По-моему, он великий художник. Только сам не знает, что он великий художник. И, может статься, никогда не узнает. Ведь сказать ему об этом некому, вокруг одни завистники. Был один сабантуйчик в узком кругу и этот художник туда явился. Скорее всего, он пришел для того, чтобы продемонстрировать свою яркую жилетку в восточном стиле. Поговорила я с этим художником по душам и, чувствую, влюбляюсь. Хотя нет никаких причин для такого чувства. Полный абсурд.
Егоров вспомнил, что в его списке значился какой-то художник, но этот вариант отпал сам собой. Живописец уехал из Москвы ещё год назад.
– Я долго думала, за что я чуть было в него не влюбилась, – Лена вздохнула. – Видимо, за то, что он бывает трезвым. Хотя бы изредка. Хотя бы не часто. Другого объяснения не вижу.
– Завтра вы скажете, что полюбили того художника за творческие муки.
– Не замечалось за ним никаких мук. Но он классно готовил коктейль с яйцом и томатным соком, «Солнце пустыни» называется. Выпивается одним глотком. И ещё он много рецептов знал.
– Все взгляды на жизнь, идеалы, принципы, лексика молодых людей, вроде вашего художника, уместятся в пустой коробке из-под башмаков. И ещё место останется. Например, для «Солнца Пустыни» и пачки презервативов. Поймите, это не стариковское брюзжание Я сам ещё молодой мужик и брюзгой сроду не был. Но почему-то мне совершенно не интересно общаться с молодежью, точно знаешь, что скажет молодой собеседник, что сделает.
– И со мной не интересно?
– Вы исключение.
Егоров склонил голову набок, ближе к голове Лены. В эту минуту ему захотелось, чтобы с этой юной женщиной не случилось ничего хуже того, что уже случилось.
– Уже темно, давайте поворачивать.
– Только обратно пойдем по другой стороне улицы.
Лена потащила Егорова в сторону, увязая неудобными сапогами в снежных отвалах на обочине. Егорову пришлось перепрыгнуть сугроб и подать Лене руку. Оказавшись на противоположном тротуаре, они, дыша друг на друга голубым паром, быстро перевели дух. Лена обхватила левую руку Егорова, повлекла его вверх по улице.
– Вы рассказывали, какой-то ваш здешний знакомый, почетный гражданин города, строит дороги, сказала Лена. – За такую работу вашего друга надо лишить почетного гражданства и выселить в Сибирь. Серьезно.
– Ну, сейчас он дороги уже не строит, серьезно, – Егорову давно хотелось курить и он с усилием
