Пуститься в бега? Из Москвы уехать? Удавиться? Уйти с работы? Мне-то что делать?
– Пока живи, как живешь. Ходи на работу, пиши свои заметки. Увольняться нельзя ни в коем случае. Журналисты – это нечто вроде касты неприкасаемых. Каждое дело об убийстве журналиста на особом счету в прокуратуре и ещё кое-где. Возможно, тебя пока не тронули только потому, что ты корреспондент популярной столичной газеты. Это только предположение, но в нем есть доля здравого смысла.
– Так что же мне сидеть, сложа руки и ждать, пока придут по мою душу? И изувечат, на куски разорвут только из-за того, что я с этими Рыбаковым и Овечкиным в одном автобусе прокатился? Что делать?
– Не паникуй, никогда не паникуй. Попробуй рассуждать здраво. Понимаешь ли, у каждой шеи своя петля, а у каждой Анны Карениной свой поезд. Но это не значит, что нужно пассивно наблюдать, как петля сдавливает шею. Или валяться на рельсах и ждать, пока поезд оттяпает, скажем, нижние конечности, а ты изойдешь кровью на глазах изумленной публики. Я выражаюсь образно, но смысл понятен. Нам надо выяснить, кого именно ты так заинтересовал и почему. А дальше будем действовать по обстоятельствам. Понял?
– Ничего не понял, – честно признался Росляков.
Глава двенадцатая
Аверинцев доброжелательно посмотрел на хозяйку, открывшую дверь квартиры, и тщательно вытер ноги о резиновый коврик.
– Ситникова Катерина Николаевна, не ошибаюсь? – голос Аверинцева, твердый, официальный голос человека, пришедшего по казенному делу, немного смутил женщину.
– Да я, то есть Катерина Николаевна, – подтвердила та, заметно волнуясь. – А вы насчет протечек в крыше? Вы из жилищной инспекции?
– Никак нет, – Аверинцев сурово покачал головой, полез в нагрудный карман и показал женщине красную милицейскую книжечку нового образца, купленную накануне в подземном переходе у Киевского вокзала. – Московский уголовный розыск, – Аверинцев спрятал книжечку и тихо спросил. – Куда можно пройти, на кухню?
Аверинцев прошел в комнату, не дожидаясь приглашения, сел в глубокое кресло с мягкими подлокотниками, словно приглашал хозяйку последовать своему примеру. Катерина Николаевна послушно села в кресло напротив, положила ладони на колени, прикрытые полами длинного шелкового халата.
– Вы не волнуйтесь, ничего плохого не случилось, – Аверинцев постарался снять напряжение. – Я зашел к вам на огонек, побеседовать об одном нашем общем знакомом, Анатолии Владимировиче Овечкине.
– Значит, это с ним что-то случилось? – спросила женщина мертвым голосом.
– Хотелось бы надеяться, что наш знакомый в добром здравии, – Аверинцев развел руками. – Но полной гарантии дать не могу.
– Мне об Анатолии ничего не известно, – сказала женщина. – Совсем ничего. Он не звонит и не появляется скоро как полгода. Скажите, что с ним случилось?
– Мы бы сами хотели это знать, – Аверинцев рассматривал фарфоровые статуэтки за стеклом серванта. – С места службы Анатолия поступило заявление, будто он исчез. Долго не выходил на работу, они там забеспокоились и вот пришли в милицию. Здоровый коллектив, если бдительность проверяет, так я думаю.
– Здоровый, здоровый, – подтвердила Катерина Николаевна. – Толя так и говорил: у нас на редкость здоровый коллектив. И люди как на подбор, все отзывчивые, заботливые.
– О своей работе он вам что-нибудь рассказывал?
– О работе он говорить не любил, то есть не любит, – Катерина Николаевна немного успокоилась. – У нас, знаете, как соберутся люди, так только о работе говорят, только о работе. А Толя, он не из таких, он приятное исключение. В свободное время о работе ни слова. Сказал только, а я запомнила, что коллектив у него здоровый. Просто исключительно здоровый. А люди все хорошие, незлобивые.
– А вам хоть известно, где именно он работал?
– Известно, это мне хорошо известно, очень хорошо, – Катерина Николаевна прищурилась, вспоминая название организации, где трудился её бывший гражданский муж. – Он работал экспедитором. Как же это… Ну, точно я не помню. Это где-то в центре находится. Какое-то малое предприятие по пошиву детской одежды. Или не малое? – она вопросительно посмотрела на Аверинцева.
– Да, по пошиву, – Аверинцев, озадаченный ответом, потер подбородок ладонью. – Это не так уж важно, это к слову о работе. В его столе мы обнаружили записную книжку, а в ней ваш адрес. Вот и решил к вам в гости завернуть. Думал, может, чем поможете.
– А чем тут поможешь? – женщина насупилась. – В такое ужасное время мы живем. Люди пропадают средь бела дня, и никаких следов. Если бы я могла чем-то помочь… Но я не видела Толю несколько месяцев. Мы расстались.
– Произошел какой-то скандал, ссора? – спросил Аверинцев вкрадчивым голосом. – У Овечкина появилась другая женщина? Простите, что я вторгаюсь в столь деликатную сферу. Но человек пропал, это очень серьезно.
– О женщинах я ничего не знаю, – Катерина Николаевна потупилась. – Коля всегда так увлечен своей работой, что ему, кажется, не до женщин. А расстались мы без скандалов и ссор, как интеллигентные люди расстались. Я тогда лежала в больнице. Он туда пришел, принес мне гостинцев. Яблоков, сок помидорный и воду газированную. Очень хвалил эту воду, все повторял, что она целебная. И ещё незаметно сунул в тумбочку конвертик с деньгами. Я, потом нашла этот конвертик, позже. А при встрече он ничего о деньгах не говорил. Мне ведь эти деньги совершенно ни к чему. Я самостоятельный человек, зарабатываю себе на жизнь. Может, он решил, что раз я в больнице, у меня трудные времена. Захотел меня как-то поддержать, вот и оставил деньги. Но больше я Толю не видела. Рабочий телефон не знаю. Одно время он снимал квартиру, так там телефон с определителем. Он не подходил к телефону, и я перестала звонить.
– Женская гордость, я понимаю, – Аверинцев закрыл глаза и глубокомысленно закивал головой. – Но у любого разрыва должна существовать своя причина. Ведь она была, эта причина?
– Если причина и была, то мне она не известна. Анатолий просто ушел, сейчас я воспринимаю это как данность. Мы жили с ним два года, точнее, не жили, а встречались на моей квартире. Потом он ушел – вот и
