Салтанов поднялся, чувствуя, что ноги не слушаются и колени предательски трясутся.
– Затащи эту падаль в сарай, – показал автоматным стволом на тело лейтенанта Муса.
В ответ сержант только головой затряс, а изо рта вместо слов вырвалось коровье мычание. Исаев повесил автоматный ремень на плечо, подошел ближе, наотмашь ударил Салтанова кулаком в лицо и зашептал ему в ухо:
– Помнишь, что вы со мной сделали, когда поймали в степи? Помнишь, ублюдок? Это ты меня дубиной молотил, пока руки свои не отбил.
Сержант взглянул в белые от яростной злобы глаза конокрада и пожалел, что не умер пару минут назад вместе с лейтенантом. В следующее мгновение он закричал от боли – Исаев врезал ему автоматным прикладом по ребрам, а когда сержант повалился на землю, стал наступать каблуком ботинка на пальцы. Салтанов закричал еще сильнее и получил удар прикладом между лопаток.
Вдруг откуда-то из темноты долетел знакомый голос ветеринара:
– Хватит… Оставь его.
Дима не терял времени даром. Он пошарил по карманам капитана, вытащил кошелек и связку ключей и открыл ворота гаража, где стояла конфискованная «шестерка» и новенькая капитанская «Нива» изумрудного цвета. Здесь же, в углу, он нашел две сорокалитровые канистры с бензином и охотничье ружье с патронташем. Пару секунду Радченко соображал, какую из машин выбрать, – и выбрал ту, которую лучше знает. Они уедут отсюда на «шестерке», а с машиной капитана…
Он снял автомат с плеча и выпустил две длинные очереди по колесам, радиатору и лобовому стеклу «Нивы». Затем загрузил в багажник «Жигулей» бензин, туда же кинул лопату и кое-что по мелочи: кофр с инструментом, саперную лопатку, полведра автоматных патронов, пять пустых магазинов на тридцать патронов. Сломав изгородь, делившую владения капитана на две части, подогнал машину к дому, сбил замок ударом приклада и загрузил в машину пластиковые бутыли с чистой водой и еду, какую нашел.
Вернувшись к сараю, помог Исаеву связать бельевой веревкой ноги капитана, а руки заковать в стальные браслеты наручников. Ту же процедуру проделали с ожившим сержантом, на которого выплеснули ведро воды, что не выпила кобыла. Через минуту «Жигули» выкатились за ворота.
Прапорщик Усман Амиров, оставшийся на хозяйстве в отделении милиции, копался в моторе мотоцикла, когда услышал автоматную очередь. Стреляли на другом конце поселка. Усман подумал, что трое вооруженных милиционеров, конечно же, справятся с двумя хоть и опасными, но безоружными бандитами, но, услышав вторую автоматную очередь, застыл в напряженном ожидании, решив, что случилась беда. Потом завел мотоцикл и погнал его к дому местного авторитета Фарада Гусейнова. Если к аксакалу его не пустят, так, может, удастся поговорить с одним из его сыновей.
Калитку открыл Мамед, младший сын аксакала, спросил, зачем приехал милиционер. Усман объяснил про стрельбу, а Мамед приказал ждать у ворот, захлопнул калитку и куда-то провалился. Взволнованный прапорщик топтался на дороге, от нечего делать шагами измеряя расстояние от мотоцикла до калитки.
Наконец она распахнулась, Мамед поманил милиционера пальцем и сказал:
– Отец велел узнать, что случилось.
Прапорщик закашлялся. Он хотел сказать, что пришел за помощью, а не за приказами. Если Мамеду интересно, пусть сам едет – авось, встретив бандитов, получит свою пулю. А прапорщику жизнь дорога, у него вторая жена – совсем еще молодая женщина, красавица. И первая жена еще нестарая и нестрашная. Но ответил он по-другому:
– Понял. Постараюсь выяснить. Только…
– Что?
– Мотоцикл слабый, как бы не заглох.
– Тогда пешком беги, – нахмурился Мамед. – Или мне отцу передать, что ты его слушать не хочешь?
– Как не хочу? Очень хочу. – Прапорщик уже жалел, что сунулся к старейшине. – Сейчас сбегаю.
– Учти, если что приключится с этим гадом, что ребенка осквернил, – тебе отвечать. Привяжем на скотном дворе к загородке и шкуру спустим.
Прапорщик неожиданно всхлипнул. Хотелось что-то сказать в свою защиту. Но в этот момент где-то близко, уже в центре поселка, ударил ружейный выстрел, такой громкий, что его эхо докатилось до ближних холмов, поднялось в самую высь и пропало за вершинами. И тут же хлестнули автоматные очереди. Одна, вторая…
Калитка закрылась перед носом. Теперь Усман не знал, что делать: бежать на разведку или стоять тут. Он выбрал последний вариант. И снова потянулись минуты ожидания. За забором что-то происходило, слышались мужские голоса, ругань, звук дизельного двигателя. Створки ворот скрипнули и разошлись по сторонам, выехал грузовик «Урал», крытый брезентом. Мамед, сидевший рядом с водителем, опустил стекло и, махнув рукой, заорал на прапорщика:
– Какого черта ты тут делаешь? Ментов перебили, а ты тут стоишь!..
– Кого придавили? – От волнения Усман не понял смысл слов.
– Ментов поубивали. Залезай в кузов!
Прапорщик подбежал к машине, поставил ногу на железную скобу, ухватился за борт кузова. Кто-то подал руку из темноты. И вот уже Усман занял место на скамье. В кузове оказалось человек десять мужчин – в основном дальние родственники или наемные работники аксакала. Все вооружены охотничьими ружьями или карабинами.
От сердца отлегло. Усман подумал, что все кончится быстро и хорошо: бандитов перестреляют – и на том точка.
«Жигули» подкатили к дому, где ночевала Джейн, и остановились за углом, в проулке между сараями. Сидевший за рулем Радченко обернулся к конокраду, устроившемуся на заднем сиденье. В руках Муса сжимал автомат и улыбался. В одном из двух кисетов, выуженных из кармана сержанта, оказался не табачок, а каннабис, и он успел скрутить папироску и сделать несколько жадных затяжек.
– Слушай сюда, – сказал Дима. – Сейчас я войду в этот дом и выйду оттуда вместе с женщиной. И мы уедем отсюда.
– Ты хочешь украсть бабу? – удивился Исаев. Он никогда не воровал женщин, потому что за них в этих краях много денег не получишь. Другое дело – лошади, тут риск себя оправдывал. – Брось, на кой она тебе?
– Слушай, на вопросы нет времени. Просто обещай никуда не отлучаться от машины. И еще пообещай прикрыть меня из автомата. Ну, если начнутся неприятности.
– Где бабы, там всегда неприятности. Сколько времени тебе нужно?
– Минут десять.
– Оставляй ключи. Я буду ждать четверть часа, потом уеду. И не обижайся. Сегодня мне не хочется умирать, тем более из-за бабы.
Радченко бросил ключи на колени Мусе, вылез из машины, засунув под милицейский ремень магазин с патронами и пистолет, и повесил на плечо ремень автомата. Он завернул за угол, встал перед входной дверью. Убедившись, что замок заперт изнутри, постучал кулаком. Тишина в поселке мертвая, даже не слышно собачьего лая. Он выждал немного, постучал ногой и крикнул:
– Открывай! Иначе ломаю!
Затем отошел в сторону, ожидая ответа. В дверь могли выстрелить с другой стороны. Теперь явственно слышался мужской приглушенный голос, но слова звучали неразборчиво, даже не понять, на каком языке говорит человек. Снова все затихло, и голос из-за двери неожиданно прокричал:
– Чего тебе надо?
– Поговорить. Я не сделаю ничего плохого. Открой.
– У нас нет детей, которых ты мог бы изнасиловать! – крикнул в ответ хозяин. – Только сунься, тварь!
С самого утра, когда перед домом сломалась милицейская машина, на сердце хозяина дома Чингиза сделалось неспокойно. Услышав автоматные очереди, он смекнул, что происходит неладное.
