Глаза Людовича медленно закатывались к потолку. Он хрипел, не успевая выплевывать кровь изо рта, захлебывался и кашлял. Колчин сжал зубы, тряхнул раненого за плечи.
– Письмо, – прохрипел Людович. – В спальне…
– В какой спальне? – Колчин что есть силы тряс Людовича за пижаму. – Говори же, ну…
Людович плюнул кровью.
– Я оставил письмо… В спальне у Шахана Самбулатова. В его доме. Письмо за кроватью. Я хотел его отправить… Но не успел…
Людович закашлялся, высунул язык, словно передразнивал какого-то человека, которого видел он один.
– Так что же ты сбежал от меня тогда, в Варшаве? – крикнул Колчин.
– Я… Я не знал, кто вы…
– Он не знал, – заскрипел зубами Колчин.
– Я бросил письмо за кровать, – голова Людовича завалилась на сторону. – Боялся, что Зураб найдет… Бросил… Оно там…
– Скажи, какой объект вы хотели уничтожить? Где проведут терракт? Ну?
Но Людович уже перестал понимать смысл слов. Он хрипел, задыхался, кашлял. Глаза вылезли из орбит и остекленели. Колчин отпустил пижамную куртку. Голова Людовича упала на грудь, он перестал сжимать кулаки и хрипеть. Все, кончился Людович.
Колчин бросился в коридор.
Пригород Перми. 19 августа.
К пяти утра сборы были закончены. Десять бочек с азотированной селитрой нарыли герметичными пластиковыми крышками, по доскам закатили в кузов «МАЗа», поставили их на деревянный настил, толстой проволокой прикрепили бочки к бортам. Внизу, под настилом ровными рядами лежали тротиловые шашки. Стерн еще раз проверил электрическую цепь, соединяющую детонаторы с элементами питания, конденсатором и будильником. Порядок. Теперь осталась лишь рутинная физическая работа. Стерн с Ватутиным принялись таскать к грузовику джутовые мешки с песком, поднимали их в кузов и укладывали поверх бочек. Когда тротил и бочки с азотированной селитрой рванут, разрушительная взрывная волна пойдет не вверх, не в пространство, а вниз на бетонные конструкции плотины. Ватутин, шатаясь от усталости и недосыпу, работал наравне со Стерном, но ни разу не пожаловался на слабость и плохое самочувствие. Стерн, видя, что помощник выбивается из сил, отпустил его в бытовку передохнуть, а сам доделал то малое, что еще осталось. Поднял в кузов несколько мешков с мелкой картошкой, купленной на рынке. Рассыпал картошку, маскируя тротил и вьющиеся по низу провода. Внимательно осмотрел работу, отряхнул ладони от пыли. Спрыгнув на землю, поднял и закрепил борт, закрыл полог тента. А затем, раздетый до трусов, брился, стоял перед бочкой с водой, поливая себя из ковшика и растираясь полотенцем. Стерн вернулся в бытовку, надел чистое белье, вытащил из чемоданчика новые брюки, свежую рубашку, белую в темную полоску. – Ну, вы словно жениться собираетесь, – сказал Ватутин. – Все новое…
– Привычка у меня такая странная. Предпочитаю чистые вещи грязным. Ты поторопись, через четверть часа отправляемся.
Ватутин болтал ложечкой в кружке с кипятком, размешивая сахар. Покончив с этим увлекательным занятием, он включил радиоприемник, настроенный на волну пермской радиостанции. Передавали попсовую музыку. Стерн сел к столу, смахнул тряпкой хлебные крошки, разложил карту города. – Итак, мы выезжаем вот отсюда, – он ткнул пальцем в карту. – Сначала я, через десять минут трогаешься ты. По объездной дороге проезжаем Кислотные дачи. После АЗС я двигаюсь прямо, ты сворачиваешь на улицу Лянгасова. В пути за пару километров до плотины я делаю остановку, завожу будильник, устанавливаю время, когда он прозвенит. Это можно сделать хоть сейчас, но к чему лишний риск. Далее…
Стерн протянул руку к приемнику, чтобы уменьшить громкость. Но тут музыка оборвалась. Сухой дикторский голос, прерываемый треском помех, сообщил, что правоохранительные органы Перми, обращаются к жителям и гостям города со срочным сообщением. Стерн замер. Ватутин отставил в сторону кружку с кипятком и навострил уши. Диктор сказал, что прошедшей ночью из колонии строгого режима Балмашная, расположенной в городской черте, бежали двое особо опасных уголовника, осужденные за грабежи и убийства. Беглецы имели сообщника из вольнонаемных и воспользовались машиной для перевозки хлеба. В грузовом отсеке фургона был оборудован тайник, где спрятались рецидивисты, чтобы покинуть территорию ИТУ. Хлебовозку уже нашли в районе Бумажного комбината. Поиски беглецов, а также их сообщника, водителя хлебного фургона, чеченца по национальности, продолжаются. Диктор прочитал тест с описанием преступников: возраст, телосложение, особые приметы… – Управление внутренних дел обращается с просьбой к гражданам информировать правоохранительные органы обо всех подозрительных личностях, попадающих под описание преступников, – сказал диктор. – Ответственные работники УВД выражает уверенность, что в течение первой половины сегодняшнего дня беглецы будут найдены и обезврежены.
Заиграла музыка. Стерн потер ладонью лоб, будто у него вдруг разболелась голова.
– Ну, блин, везет, как утопленникам.
Он встал, расстегнул пуговицы рубашки, упал спиной на кровать.
– Мы что, никуда не едим? – спросил Ватутин.
– Ты очень догадлив, – Стерн сунул в рот сигарету. – Пока торчим тут. Сейчас всех городских ментов подняли по тревоге. И солдат наверняка нагнали. Они шмонают все машины. Особенно грузовики. За забор нам нечего и носа высовывать. Надо ждать, пока этих гавриков поймают. Странно, но сейчас менты играют за нашу команду. Кому сказать, не поверят.
Ватутин от расстройства плюнул на пол, растер плевок подметкой ботинка.
– Я знаю эту зону, – сказал он. – Я там не чалился, просто ездил к одному кенту. Собрали ему курева и харчей, я поехал. Сама зона внизу, а наверху, на горе, микрорайон или поселок Балмашная. Поэтому и зону так называют. Сверху из поселка зона, как на ладони. Видны утренние и вечерние построения. Видно, кто чем занят. Поножовщина, драки… Все видно. Кстати, Камскую ГЭС тоже зэки строили.
Ватутин минуту помолчал и спросил: