Василич скинул фартук, натянул желтую майку с коротким рукавом. Он стоял смурной, будто не радовался доброму приработку, легким деньгам. И еще он не понимал просьбы квартиранта забраться в кузов и покричать сильнее.
– Как обычно люди кричат. В голос.
– А что кричать-то?
Василич глядел на Стерна настороженно.
– Что хочешь. Грабят, режут, убивают, – этого не надо. Крикни: «Спартак» – чемпион. Раз десять крикни. Во всю глотку, со всей дури.
Василич обсосал палец, закинул ногу, заполз в грузовой отсек. Стерн захлопнул дверцы. Постучал кулаком по борту, мол, давай, крой. Василич закричал так громко, как только мог.
– «Спартак» – чемпион. «Спартак»…
Стерн отошел от фургона, вернулся на прежнюю позицию. Прислушался, выставив вперед ухо. В пяти шагах крики Василича совсем не слышны, комариный писк, и тот, пожалуй, громче. Если встать в шаге от заднего бампера, что-то похожее на мычание разобрать можно. Значит, звукоизоляция фургона – на должном уровне. Стерн открыл дверцы, выпустил Василича.
– Ты хоть громко кричал?
– Чуть сам не оглох. Я вообще-то за «Торпедо» болею.
– Буду иметь в виду, – кивнул Стерн.
Когда Василич освежился под душем и получил обещанные деньги, сели за стол на веранде. Постоялец открыл банку с солеными огурцами, скумбрию в томате, порубал колбасу и хлеб. Он скрутил пробку с водочной бутылки, наполнил рюмки. Выпили за дело, которое, как известно, боится одного только мастера золотые руки. Следующую рюмку опрокинули за здоровье все того же мастера. Третью хватили за деньги. Чтобы их побольше было на кармане мастера.
Василич не шуточки не улыбнулся, закусывал он так вяло, с такой неохотой, что и у Стерна аппетит пропал. Хозяин отхлебывал из чашки пиво, ковырял вилкой рыбу, смотрел куда-то в сторону, в темные углы и отмалчивался. Водка веселья не прибавила. Хозяин тяготился какими-то мыслями. Время от времени морщил лоб, чесал затылок, будто решал математическую задачку из программы старших классов средней школы, и никак не мог ее осилить. Стерн взял с тумбочки фотоаппарат хозяина, вставил в него купленную на станции пленку чувствительностью в шестьсот единиц.
– Давай на память? – предложил он. – Я ведь здесь еще пару месяцев поживу и уеду. А карточки останутся. Люблю фотографироваться. Как-нибудь привезу тебе свой альбом. Я знаменитых спортсменов снимал, много кого…
– Давай, – Василич продолжал обсасывать порезанный палец, хотя кровь уже не текла. – На память фотку – это можно.
Стерн отошел в сторону, направил объектив на Василича.
– Улыбнись.
Улыбка получилась кривая, похожая на болезненную гримасу человека, мучимого спазмами живота, которого вот-вот стошнит прямо на стол. Стерн сделал еще несколько фотографий Василича сидящего перед полупустой тарелкой. Затем взвел рычажок съемки с замедлением, положил на подоконник несколько толстых пожелтевших от времени журналов «Смена». Поставил фотоаппарат на стопку макулатуры, нажал кнопку. Подскочив к столу, сел рядом с хозяином, положил руку на его плечо. Стерн трижды повторил эти манипуляции, потому что с одной единственной попытки групповой портрет, хозяин и постоялец на одной карточке, мог не получиться. Стерн вытащил пленку, сел к столу, накатил водки. На этот раз выпили без долгих предисловий.
– Письмо от кого получил? – спросил Стерн.
Василич опустил подбородок на раскрытую ладонь и надолго задумался над вопросом. Возможно, говорить о том, что сын со дня на день выписывается с зоны, не хотелось. Раз уж соврал в первый раз про геологическую партию, надо и дальше гнуть эту линию. Возможно, Василич до сих пор находится под впечатлением зрелища, увиденного утром в комнате постояльца. Сумка, полная оружия и патронов, такое не скоро забудешь.
– Приятель прислал письмо. К себе зовет, погостить. Ну, у него дом в деревне, во Владимирской области. Рыбалка, грибы пошли. Может, и съезжу на день-другой. Не дольше. А ты тут один пока поживешь.
– Поживу, – согласился Стерн. – Тут вот какое дело… Приятель просит костюм ему тренировочный купить и кроссовки. Какого цвета лучше взять костюм. Я от моды отстал.
– Сейчас на вещевых рынках большой выбор. А цвет… Лично мне синий нравится. А размер какой у него?
– Ботинок – сорок второй. А одежды сорок восьмой.
Стерн закивал головой с видом тонкого знатока одежды, ее размеров и рыночного ассортимента.
– Размер ходовой. Кроссовки и костюм купишь в любом месте. А роста в твоем товарище сколько?
– Метр семьдесят пять примерно, – Василич пососал палец.
– И рост стандартный. Не проблема купить такую одежду. Когда будешь брать костюм, выверни его наизнанку. Посмотри, ровная ли строчка и швы, как подкладка пришита. Проверь «молнии» и резинки.
– Проверю, – безучастно кивнул Василич.
Стерн налил себе полный стакан фруктовой воды, пахнущей како-то химией, сделал пару глотков, вытер губы. Он встал, подошел к окнам и по всему периметру террасы задернул желтые занавески.
– Не люблю, когда соседи глазеют.
