второй этаж. «Спустись в кухню на первом этаже, – приказал хозяин портье поляку. – Там для тебя есть срочная работа». Старик подчинился. Гойзман взял запасной ключ от восьмого номера, прошел по коридору, попытался вставить ключ в замочную скважину, но не смог. Клиенты не вытащили из замка свой ключ.
Миша Штейн отошел к противоположной стене, разбежался и врезался мускулистым плечом в дверь. Постояльцы не ожидали нападения и не смогли оказать достойного сопротивления. Гойзман бросился на Ходакова и трижды саданул его по затылку рукояткой пистолета. Штейн разбирался с Феллом: пару раз навернул ему по морде кулаком и оглушил ударом в височную часть головы. Как выяснилось позже, гости были совершенно безоружны, не имели при себе даже перочинных ножей. Через пару секунд Ходаков и Фелл валялись на полу. Грохнули четыре выстрела, которые заглушила музыка и крики пьяных посетителей ресторана.
Штейн стоял так, что спиной загораживал объектив. Поэтому Дьяков, сидевший у телевизора в хозяйском кабинете, не смог увидеть всего, что происходило в номере. На самом деле Гойзман пару раз выстрелил в матрас, а Штейн выпустил две пули в пол, застеленный синтетическим ковром. Дальнейшие события происходили так быстро, что не поддавались осмыслению.
Прихватив чемодан с деньгами, Гойзман выпустил племянника из номера и погасил свет. Вдвоем они спустились на второй этаж в кабинет хозяина. В шесть рук пересчитали деньги: ровно триста пятьдесят штук. Все без обмана. Дьяков засуетился, заспешил. Засунув свою долю в спортивную сумку, попрощался и уже поднялся, чтобы уходить, но хозяин влез с вопросом. «Разве ты не поможешь нам избавиться от трупов? Кажется, ты говорил, что знаешь несколько укромных мест, где можно спрятать тела». «Слушай, ты огреб такие бабки и ещё хочешь, чтобы я возился с падалью? Вырыл могилу и закопал трупы, этого ты хочешь? Прощай, пиши письма».
Гойзман с племянником, заперли сто штук в сейфе, снова поднялись в номер. Ходаков уже пришел в себя. Не зажигая света, он сидел на кровати, обхватив голову руками. Кровь из рассеченного пистолетной рукояткой затылка залила пиджак и белую рубашку. Фелл, подогнув колени к животу, лежал на заляпанном кровью ковре и постанывал, он ещё окончательно не очухался. Пленников обыскали, спустили в подвал, заперли в кладовой без окон, где в прежние времена разделывали мясные туши.
Когда Гойзман заглянул в документы запертых в подвале людей, он понял, что совершил нечто такое, о чем придется жалеть весь остаток дней. Фелл имел при себе пропуск в британское Министерство иностранных дел. При Ходакова был паспорт русского дипломата. «Господи, что я натворил? Во что я ввязался? Эти деньги… Эти люди… Они не занимаются благотворительностью. Русский дипломат передает англичанину крупную сумму наличными. Ясно, как божий день, что этот Фелл сотрудничал с иностранной разведкой», – Гойзман обхватил голову руками, вскочил из кресла и стал метаться по кабинету. Затем вытащил из тумбочки початую бутылку «Арарата» и, упав в кресло, присосался к горлышку.
Через полчаса часа он немного успокоился, набрал номер мобильного телефона Дьякова. Судя по сонному голосу, тот уже успел завалиться в койку.
«Ты кинул меня, – проорал в трубку Гойзман. – Повесил на меня все концы. При этих люди были документы. Они не какие-то мошенники, они большие шишки». «Что с того? – спокойно возразил Дьяков. – Доведи дело до конца. И все забудь». «Ты хотел натянуть меня, но сам утерся, – крикнул Гойзман. – Эти люди живы. Они спрятаны в надежном месте. Понял? Нам лучше встретиться и обсудить проблему. Чем скорее, тем лучше». «Ты блефуешь, – Дьяков наконец проснулся. – Я своими глазами видел, как этих парней замочили».
«Ты ни хрена не видел, – ответил Гойзман. – Ты слышал выстрелы. Обзор видеокамеры загораживала спина моего племянника. Затем ты увидел тела, лежавшие на полу. Через пять секунд свет в номере погас. Я говорю: эти люди живы. И они будут жить, пока ты расстаешься со мной. Ты добавишь мне ещё сто пятьдесят тысяч – это мои условия. Только тогда я закопаю твоих клиентов». «Не факай мне мозги, как говорят англичане, – пролаял в трубку Дьяков. – Слышь, жидовская морда, со мной эти фокусы не проходят. Ты полный дурак, идиот и олух».
Запикали гудки отбоя. Гойзман снова набрал номер, но никто не ответил. Трубку не снимали и на следующий день. Ясно, Дьяков смылся из города, возможно, уехал из страны.
Гойзман был настороже, он понимал, что продолжение разговора с Дьяковым рано или поздно состоится. Отпустить пленников нельзя, это погубит, уничтожит Гойзмана. Но можно получить большой куш. Чтобы как-то обезопасится, он приставил к себе телохранителя, племянника Мишу Штейна, умевшего ловко обращаться с оружием. Продержав пленников в подвале девять дней, их запихали в грузовой фургон и вывезли на одну из ферм в тридцати километрах от Лондона. Там работает управляющим родной брат Гойзмана Натан.
Перед отъездом Ходакову помяли бока резиновыми палками и заставили подписать два отпечатанных на машинке письма, адресованных в русское посольство легальному резиденту. Разумеется, любую подпись несложно подделать, и экспертиза с трудом отличит настоящий автограф от фальшивки, – в таких вещах Гойзман разбирался досконально. Поэтому Ходакову пришлось сделать приписки от руки, чтобы у русских не возникло сомнения в том, что письмо составлял именно он. Смысл послания известен. Бывший дипломат и разведчик просит не искать его, он якобы выбрал свободную жизнь, а в награду за безупречную службу оставляет себе деньги, которые должен был передать Ричарду Феллу. В качестве жеста доброй воли обещает не идти на сотрудничество со спецслужбами третьих стран.
Идея написать и отправить письма в посольство принадлежит Гойзману. Он стремился подстраховаться, ведь у русской разведки есть возможности дотянуться своей длинной рукой до бедного еврея и размазать его по стене тонким слоем. Но результат вышел неожиданный.
Прошло пару недель с тех пор, как первое письмо бросили в ящик, и Дьяков неожиданно объявился. Он позвонил по служебному телефону Гойзмана и сказал, что готов заплатить пятьдесят штук, если получит доказательство, что Ходаков и Фелл мертвы. «Я уже назначил цену и не стану торговаться. Если ты не заплатишь, я отпущу этих людей. Тебя грохнут сотрудники русских или английских спецслужб. А меня достанут нескоро, я уеду далеко и не оставлю адреса», – ответил Гойзман. Дьяков бросил трубку.
Второй звонок раздался в последних числах августа, когда второе письмо дошло до русского посольства. Дьяков сказал: «Я готов дать пятьдесят штук вперед. Когда дело будет сделано, получишь ещё полтинник». Но Гойзман был тверд, он знал, что перехитрил Дьякова, и свои деньги так и так возьмет: «Сто пятьдесят. И бабки вперед». Дьяков ответил, что ему нужно посоветоваться и пропал на месяц с лишним. Видимо, он убил это время, выясняя, где находятся пленники, но ничего так и не вынюхал. Последний звонок был шестого октября. Дьяков сказал, что готов заплатить сто двадцать штук, это потолок, больше он не прибавит ни пенса. Половина вперед, остальное позже. Однако налички сейчас нет, чтобы собрать нужную сумму, придется подождать ещё неделю. Гойзман понял, что выше ста двадцать штук цену все равно не задрать. «Я согласен на сто двадцать, – ответил он. – И торопиться мне некуда. Подожду неделю». Больше Дьяков не звонил.
– Все, поехали, – Колчин нетерпеливо похлопал ладонью по баранке. – Остальное расскажешь на месте. Через полчаса твой брат должен…
