– Валяй, пристегивайся, – усмехнулся Логинов. – Но докажи, что ты приличный стрелок.
Прислонившись плечом к стене, он глянул в окно и отступил в сторону.
– Возле бетонных плит стоит мужик с ружьем, – сказал Костя. – Стоит неподвижно, ни от кого не прячется. До него примерно пятьдесят метров. Я распахну створки окна. Ты срежешь его с первого выстрела. Тогда я беру тебя с собой и еще выдаю премию за меткость. Сто рублей. Впрочем, чего мелочиться. Сто пятьдесят. Принимается?
Но в эту минуту Бобрик не понимал юмора.
– Из пистолета я попадаю в цель только с близкого расстояния.
– Тогда сиди и не чирикай. Или у тебя есть какой-то свой план? Ты ведь служил в армии, знаком с основами тактики и стратегии. Может быть, окружим их, возьмем в кольцо? И предложим сдаться и помахать белой портянкой?
Отсмеявшись, Костя посмотрел на часы и почесал разбитую переносицу.
– Скажи только одну вещь. Тот мотоцикл, на котором приехал Элвис, это хорошая штука?
– Одна из лучших в своем классе, – кивнул Бобрик. – Итальянская Априлиа, спортивный байк, круче японских аппаратов.
– Он быстрый?
– Это ракета, а не мотоцикл. Кроме того, он немного переделан. Сняты все ограничители скорости. Прикинь, при весе двести кило мощность движка сто шестьдесят лошадей. Ты хочешь узнать: догоним ли мы на шоссе бумер?
– Догонять не надо. Что мы будем делать, когда догоним? На полном ходу обстреляем машину? И угробим всех, кто в ней сидит. Мы сможем приехать на место раньше, чем приедут они?
– Если очень поторопимся, – кивнул Бобрик.
– Что ж… Тогда надо снимать сливки, пока они не скисли.
Логинов шагнул к приставной лестнице, перекрестился и стал подниматься по ступенькам на чердак. Его фигура исчезла в темноте люка, наверху послышалась тихая возня, и все стихло. Через минуту едва слышно звякнули стекла. И снова тишина. Бобрик, не отрываясь, наблюдал за секундной стрелкой наручных часов. Один круг, второй, третий… Сейчас он решал про себя и не мог решить, что страшнее: сама смерть или ее ожидание.
– Он всех нас угробит, – прошептал Миша Блохин.
Он больше не мог стоять на карачках, сел на пол и неожиданно заплакал, размазывая кулаками.
– Всех угрохает, – Блохин шмыгал носом и всхлипывал. – Они ведь не стреляли. Авось, пронесло бы. Надо было тихо сидеть. А он, гад такой… Сейчас я выйду из дома. Скажу им…
Бобрик не дослушал. Протянув руку, поднял с пола кухонный нож.
– Только пошевелись, – прошептал он. – И вместо горла у тебя останется большая дырка.
Миша боязливо глянул на нож, вытер последнюю слезинку и сказал:
– Что ж, раз так судьбой дадено, чтобы сегодня подохнуть… Значит, так тому и быть.
Сидя под столом, Блохин вздыхал и тер ладонью подбородок, заросший щетиной. Звук получался приятный, будто лодка шла камышами. Мише казалось, что сейчас входную дверь выбьют прикладами, бандиты ворвутся в дом и все кончится. Он вспомнил свою прежнюю сытую и благополучную жизнь, в той жизни он любил читать последние страницы местной газеты, где печатали некрологи: «Трагически погиб…», «Безвременно ушел». Эти слова убаюкивали, как тихая музыка, напоминая о том, что все равны перед лицом вечности, а человеческая жизнь – всего лишь плевок на асфальте. И теперь, за минуту до гибели, Блохин всеми силами стремился настроиться на спокойную философскую волну. Но не получалось. Животный страх съедал душу, руки колотила дрожь, сердце билось не на своем месте, а где-то в желудке. А ценность человеческой жизни взлетела до астрономических высот.
Снова встав на карачки, он подполз к Бобрику.
– Слышь, давай вместе выйдем. Мол, этот Костя не с нами. Он сам по себе. Если ты не захочешь, я сам пойду. Хоть режь меня, пойду один. И не боюсь я твоего ножа.
Бобрик, ухватив Мишу за ворот рубахи, притянул к себе и со всего маху врезал кулаком по морде. Блохин, раскинув в стороны руки, распластался на полу. Выстрелы послышались, когда Бобрик мысленно уже успел похоронить Логинова. Сначала два пистолетных хлопка. За ними короткая автоматная очередь, снова пистолетные выстрелы. Один, другой, третий… Пальнуло ружье. Наступила тишина. И снова пистолетные выстрелы.
Прошла минута, наполненная стонами Миши. Блохин тяжело дышал и плевался кровью. Пальба за окном стихла. Бобрик, привстав, выглянул в окно. Никого не видно. Он снова, присел на корточки у стены.
Зажмурив глаза, Бобрик старался отвлечься от страшных мыслей, вспомнить о чем-то хорошем или о чем-то смешном, но ничего такого на ум не приходило. Ни к селу, ни к городу всплыл из памяти рассказ Леки Черных об одной девчонке из публичного дома, которая сама себя называла Ракетой и просила, чтобы все окружающие звали ее не Валей, а именно Ракетой. Она была уверена, что мужикам нравятся всякие такие штуки: самолеты, ракеты и прочая муть. Дело кончилось тем, что Ракету заразили дурной болезнью и вышвырнули из дома терпимости с космической скоростью.
Бобрик вздрогнул, когда в дверь постучали.
– Кто? – крикнул он хриплым голосом.
– Свои, – Логинов стукнул в дверь носком ботинка.
Вскочив на ноги, Бобрик отодвинул щеколду. Костя стоял на пороге, будто вернулся с приятной прогулки по окрестностям.
– Ну, чего?
