– Независимая, – без запинки соврала Дашка. – А хоть бы и коммунистическая? Или вы собираетесь душить демократию и свободу слова в отдельно взятом городе? Ну, когда придете к власти?
– Не-а, – помотал головой старший. Образ душителя свободы ему как-то не очень понравился. – Я просто спросил, и все. Аккредитация у вас есть?
– Есть, – Дашка вырвала из его руки липовое удостоверение и прошла в особняк, шепча себе под нос: – Кретин! Тупица!
В конференц-зале на сдвинутых в ряды стульях расселось десятка полтора газетных корреспондентов и журналистов радио, тут же торчали две телевизионные группы, доверенные лица кандидата в мэры и еще какие-то придурки, что вечно крутятся на таких тусовках. Дашка заняла место с краю, открыла блокнот, будто собралась что-то записывать и вытащила из футляра цифровой фотоаппарат.
Воскресенский не опоздал ни на минуту. Пружинистой походкой прошелся по залу, сел за стол и постучал пальцем по микрофону. Кандидата в мэры сопровождали начальник выборного штаба и два унылых хмыря, вроде как независимые наблюдатели. Поблагодарив журналистов за то, что нашли время для встречи, кандидат, не теряя ни минуты, приступил к делу: по бумажке прочитал какую-то байду. Дашка не вникала в смысл выступления: все кандидаты говорили примерно одно и то же. Уши завянут и отвалятся, если будешь слушать. Она сделала несколько снимков Воскресенского. И стала решать для себя задачу, простую только на первый взгляд: кто из кандидатов в мэры самый башливый и не жадный до денег.
На пост главы города баллотировалось восемь человек. Шестеро – это так, мелочь. Трескотни много, а кошельки тощие. Серьезных претендентов двое. Этот Воскресенский – кругленький и гладенький мужик с замашками министра. Приехал из центра, какие люди за ним стоят, кто тянет его за уши наверх и проплачивает избирательную кампанию, – черт не разберет. Воскресенский напирает на то, что благодаря своим связям на Старой площади он вытащит город из бедности, решит жилищный вопрос, создаст новые рабочие места и все такое прочее.
Его главный соперник – некто Илья Сергеевич Гринько, такой же гладенький и мордастый, начинал как мелкий лоточник, которого крышевали бандиты. Но потом ему удалось пробить банковский кредит и выбраться из грязи. Теперь в его жилетном кармане умещается полгорода со всеми торговыми структурами, чиновниками и прокурорами. С бандитами он расплевался, когда залез под ментовскую крышу. Гринько косит под своего парня, мол, я здешний, тут начинал, своими трудами пробился наверх из самых низов. И все обращения к избирателям начинает со слова земляки. Вторую половину города он получит, когда станет мэром. Если станет...
Судя по опросам горожан, их голоса перепадут варягу Воскресенскому, а не местному коммерсанту с сомнительным прошлым. Впрочем, перевес минимальный, исход выборов не берется предсказать самая авторитетная гадалка. Для Дашки не важно, кто из этих козлов пробьется в начальники. Когда приходит пора выборов мэра, можно заработать хорошие деньги, конечно, если у тебя мозги на месте. Деньги нужны до зарезу, а мозги у Дашки там, где им положено быть.
Журналисты стали задавать свои вопросы, а кандидат продолжал давать невыполнимые обещания. Для порядка Дашка тоже подняла руку и хохмы ради осведомилась, не собирается ли будущий мэр вырубать березовую рощу в центральном парке и строить на ее месте картонажную фабрику. Такие слухи якобы ходят по городу. Кандидат вытаращил глаза, видно, что о березовой роще и картонажной фабрике он слыхом не слыхивал. Дашка сделала фотографию: кандидат с выпученными глазами. Хороший кадр.
– Ну, знаете ли, – Воскресенский покашлял в микрофон. – Меня можно упрекнуть во многом, но только не в этом...
Оказалось, что он двумя руками, двумя ногами и всем сердцем за экологию. Он не даст в обиду зеленых друзей человека, старые деревья он не тронет, мало того, посадит новую рощу.
С трудом дождавшись окончания позорной говорильни, Дашка сделала еще несколько снимков Воскресенского в полный рост, когда тот встал из-за стола, протянул руку, чтобы помахать собравшимся, и направился к выходу, но вдруг глянул на свои ботинки и остановился. Кандидат присел на край стула, наклонился и стал завязывать шнурок. В этом ракурсе он выглядел особенно непрезентабельно: на лбу вздулась синеватая жилка, лицо налилось кровью. Дашка сделала еще одну фотографию. Хороший снимок, просто на пять с плюсом...
Через полчаса Дашка сидела за столом у окна в неприбранной комнате коммунальной квартиры. Она разглядывала фотографии Воскресенского, выведенные на экран портативного компьютера, и жевала бутерброд с сыром. Снимки кандидата Гринько были сделаны в его предвыборном штабе пару дней назад.
Теперь, прямо сейчас, предстояло выбрать: кого из кандидатов она утопит в дерьме и с кого получит за это некоторую сумму наличными. Тянуть дальше нельзя, голосование через неделю. Выбор давался непросто. Дашка нервно покусывала губу и косилась на фотографию брата Кольки, пришпиленную к стене конторскими кнопками. Интересно, что бы посоветовал сейчас брат? Но именно сейчас Колька не мог ничего посоветовать. Дашка кинула взгляд на противоположную стену, где красовались предвыборные плакаты кандидатов в мэры Воскресенского и Гринько.
– Блин, все они одним миром мазаны, – сказала она вслух, обращаясь к фотографии брата. – Что один, что другой... Уроды. Правильно, Коля? – И подбросила кверху монетку.
Выпала решка. Значит, ее жертвой станет варяг. Она взяла толстый черный фломастер, поднялась со стула и, постояв минуту перед плакатом кандидата в мэры Воскресенского, перечеркнула его физиономию. Крест на крест.
Встреча Димона Ошпаренного и Сергея Петровича Чугура по иронии судьбы выпала на самый жаркий летний день, когда неизвестно куда исчезают птицы, плавится асфальт, а человеческие мозги превращаются в подгоревшую кашу. Над городским поселком зависло полуденное солнце, центральная площадь с большой цветочной клумбой посередине, садовыми скамейками, покрашенными в интимный розовый цвет, и круглой тумбой с расклеенными на ней афишами, была совершенно пуста.
Димон Ошпаренный и Вова Бритый, оставив машины в дальнем переулке, спускавшемся к реке, завернули в пельменную 'Витязь', откуда из конца в конец просматривалась вся округа. Пробили в кассе комплексный обед и квас, устроились за пластиковым столиком в углу и через пыльную витрину стали разглядывать залитое солнцем пространство площади. Духота в пельменной стояла почти нестерпимая, на кухне не действовала вытяжка, оттуда несло кислой капустой и перебродившим квасом. Под сводчатым потолком лениво гоняли теплый воздух лопасти огромного вентилятора. Стоявшая на раздаче толстая баба в белом фартуке, казалось, должна была вот-вот бухнуться в обморок от теплового удара.
– Странно, он должен быть на месте, – сказал Вова Бритый, отгоняя от тарелки муху. – Чугур – мужик точный, как швейцарские часы.