дверь и сказала старику-вахтеру, вставшему на пути, что ее фамилия Земцова. Она договаривалась о встрече с начальником предвыборного штаба Максимом Александровичем Парамоновым.
– Он занят сейчас, – сказал вахтер, заглянув в журнал регистраций и увидев там фамилию Земцовой. – Ведет разъяснительную беседу с агитаторами. Ну, которые на местах работают. По подъездам ходят, листовки раздают и плакаты клеют. Через полчаса, авось, закончит говорильню. Ты, девушка, подожди на втором этаже у двадцатой комнаты.
Дашка поднялась наверх по свежеокрашенной лестнице, прогулялась по длинному коридору, застеленному красной дорожкой. До нее долетал раскатистый бас Парамонова. Она остановилась перед открытой дверью, заглянула в комнату. За разнокалиберными столами и ученическими партами расселись десятка три женщин и мужчин. Публика внимательно слушала начальника предвыборного штаба, который бродил между рядами и вещал в творческом запале:
– Помните, что вы представляете будущего мэра Илью Сергеевича Гринько, вы его лицо, плоть и кровь, – говорил начштаба, оживленно жестикулируя. – Его девиз – найди свою дорогу к храму. Из этого слогана электорат должен сделать несколько выводов. Первое: Гринько православный христианин, который обещает построить в городе две новых церкви вместо тех, что снесли большевики. Чтобы все желающие, в смысле, все верующие могли помолиться в удобное для них время. Второе. Возможно, самое главное – он свой, местный бизнесмен. Понимаете, – свой, местный. Не какой-то хрен, который свалился на нашу голову из самой Москвы. Гринько знает город как свои пять пальцев. Знает нужды и чаяния людей. И все такое прочее тоже знает.
– А если кто из избирателей спросит о Воскресенском? – раздался вопрос с места. – Ну, что он за личность?
– Отвечайте коротко – какой-то проходимец с темным прошлом. И никаких связей у него нет. В Москве проворовался. Теперь сюда воровать приехал. Понятно?
Дашка подумала, что если таким макаром промывать мозги агитаторам, то Гринько выборы обязательно проиграет. Она отошла к окну, присев на широкий подоконник, вытащила из сумки и раскрыла на середине детектив в бумажной обложке. Собрание закончилось минут через сорок. Парамонов в сопровождении агитаторов вышел в коридор. У него раскраснелась физиономия, по щекам катился пот, а мятый галстук напоминал цветную тряпку. Дашка, растолкав агитаторов локтями, пробилась к начальнику штаба, подцепила его под локоть.
– Максим Александрович, я та самая Земцова, которая днем звонила.
Парамонов посмотрел на нее снизу вверх, наморщил лоб, вспоминая фамилию и базар по телефону.
– Да, да, – рассеяно сказал он. – Ты хотела какие-то там фотографии показать. Сказала, что они меня обязательно заинтересуют. Правильно?
– Совершенно верно, – Дашка потащила Парамонова дальше по коридору.
– Ну, давай их сюда.
– Фотографии интимные. Их нельзя смотреть при всех. Там я вместе с Воскресенским. Сами увидите. Давайте где-нибудь без свидетелей...
Когда заинтригованный Парамонов запер дверь своего кабинета и занял место за рабочим столом, Дашка раскрыла сумочку и разложила перед ним четыре смонтированных фотографии, над которыми трудилась всю ночь, до первой зорьки.
На первой карточке Дашка стоит спиной к камере, из одежды на ней только полупрозрачные трусики и бюстгальтер. Воскресенский, мило улыбаясь, встал перед уже разобранной кроватью и пялит на Дашку выпученные глаза. Московский гость облачен в темный костюм и галстук. На втором снимке Дашка вполоборота к камере. Воскресенский уже присел на кровать, пиджака на нем нет, он тянет узел галстука, стараясь поскорее освободиться от одежды.
На третьей карточке Воскресенский уже скинул костюм, оставшись в майке с короткими рукавами. Он, сидя на постели, расшнуровывает ботинки, видимо очень торопится. Морда налилась, на лбу вздулась синяя жилка. Дашка стоит ближе к любовнику, готовая упасть в объятья сильного мужчины, как только он разденется. На последней карточке Воскресенский лежит на кровати, прикрывшись ватным одеялом, и протягивает руки к Дашке, мол, давай сюда, чего ты ждешь? С этой карточкой вышла накладка, Дашка, торопясь на работу в 'Ветерок', не успела заретушировать ботинки Воскресенского. Они торчали из-под скомканного одеяла. Получилось, что кандидат залез в постель в обуви.
Парамонов долго пялился на снимки и, наконец, спросил:
– А почему на этом снимке он в ботинках? Как-то странно... В ботинках в постели...
– В то время у него грибок стопы развился, – Дашка уже придумала объяснение. – В бане инфекцию подцепил. И я его попросила обувь не снимать. Сама боялась заразиться этой гадостью. Я очень брезгливая.
– Понятно. Тебе сколько лет? – его голос дрогнул от волнения.
До Парамонова, наконец, дошло, что за карточки попали ему в руки. Это же сто кило динамита, а не карточки.
– Восемнадцать будет, – соврала Дашка, – в конце года.
– Только будет, – кивнул Парамонов. – Это хорошо. Как ты сделала фотографии?
– Спрятала камеру в стенке, за посудой. Только объектив торчал. У фотоаппарата есть пульт дистанционного управления. Я стояла спиной к камере, там это видно. И пока он раздевался, нажимала кнопку. Все очень просто. Когда стала ложиться, бросила пульт под кровать.
– А снимков, где вы оба голяком у тебя нет?
– Он свет выключал. В темноте снимков не сделаешь. А что, эти плохие?
– Нормальные, – кивнул Парамонов. – Очень даже ничего. Где вы познакомились? И где вы встречались?
– Познакомились в гостинице 'Светоч'. Это еще во время его первого приезда в город. Там у меня подружка работает. Я как раз с ней разговаривала, стояли у стойки дежурного, а Воскресенский вниз по
