– А, пропади все пропадом... – устало пробормотала Наташа.
Не оглядываясь, она пошла обратно к метро.
«Ведь знала, знала, что все так кончится! – твердила она самой себе. – Да, знала. Теперь глупо лить слезы... обвинять коварную соперницу и упрекать всех мужчин в неверности... Все кончено. Я теперь не должна думать о Никите».
Наташа была словно не в себе. И лишь через некоторое время обнаружила, что ноги сами несут ее к дому ее лучшей подруги Мириэль Подкопаевой.
– Наташка! – обрадовалась Мириэль, открывая ей дверь. – Как дела?
– Как всегда... – с трудом выдавила из себя Наташа.
Подруга пристально вгляделась в ее лицо.
– Понятно. В жизни каждой дамы трагедии и драмы...
– Мирка, я в полном порядке! Я, в общем, хотела предложить тебе прогуляться... – произнесла Наташа первое, что ей пришло в голову.
– Что ж, давай прогуляемся! – вздохнула Мириэль.
Мириэль быстро собралась – лыжные брюки, полушубок из козы, вязаная шапочка, из-под которой пружинками в разные стороны торчали ее темные волосы.
– Ну, я готова... Куда пойдем?
– А... куда глаза глядят!
Через час они оказались в центре города. Прошлись по Садовой-Триумфальной, потом стали спускаться вниз, по Тверской. Быстро стемнело – зажглась праздничная, уже предновогодняя иллюминация.
– Хорошо как... – мечтательно произнесла Мириэль, ловя ладонью снежинки, которые медленно кружились в воздухе. – Каждый раз перед Новым годом хочется верить в чудо.
– Ага... – вздохнула Наташа, стараясь не думать о Никите. – Только в этот раз я не знаю, во что именно мне хочется верить.
– Разве так бывает? – удивилась Мириэль. – У человека всегда должна быть какая-нибудь мечта.
– А вот ты – о чем мечтаешь?
– О «Русском паломнике».
– О ком? – удивилась Наташа.
– Не о ком, а о чем, – хихикнула Мириэль и пояснила: – О журнале «Русский паломник» за тысяча девятьсот четвертый год. Я обещала достать его для Зиновия Моисеевича.
– Это реально?
– Да, вполне...
– Хорошая у тебя мечта, – вздохнула Наташа. – А я тогда буду мечтать найти фелицию.
– Господи, а это что за зверь? – удивилась Мириэль.
– Хм, цветок такой, довольно редкий, – в первый раз за этот вечер улыбнулась Наташа. – Похож на ромашку... Буду мечтать найти ее, а когда найду, поставлю эту фелицию у себя дома, на подоконник, – пусть цветет!
Впереди показалась накатанная ледяная дорожка.
Наташа, балансируя, быстро съехала по ней, потом оглянулась... и едва успела поймать Мириэль – та тоже решила прокатиться по льду.
– Мирка, сумасшедшая! – испугалась Наташа. – Ты же могла упасть!
– Ну и что... – легкомысленно произнесла Мириэль и поправила на голове шапку, которая то и дело съезжала набок. – Я же говорила – я теперь ничего не боюсь. Знаешь, я давно не чувствовала себя такой свободной...
У памятника Долгорукому, когда совсем стемнело, они принялись играть в снежки. Потом, хохоча, повалились в сугроб.
– Я тоже хочу быть свободной! – закричала Наташа, подняв лицо вверх. Темно-синее зимнее небо низко нависало над ней, среди облаков плыл острый серп месяца. – Я свободна-а...
– Ура! – Мириэль принялась засыпать ее снегом, а Наташа пыталась заслониться руками.
Потом подружки кое-как отряхнули друг друга и пошли дальше.
У самой Красной площади они почувствовали, что замерзли, и спустились вниз, под Манежную. Здесь, в подземных галереях, царило необычайное оживление – люди фланировали с этажа на этаж, фотографировались, выбирали подарки. Журчал фонтан, бесшумно скользили вверх-вниз лифты, пахло картошкой фри...
Попав в атмосферу беспечности, поддавшись ее магии, Мириэль с Наташей тоже принялись заходить во все магазинчики подряд, которые попадались им по дороге. Глазели на наряды, смеялись над манекенами... Мириэль купила себе расписной японский веер, а Наташа – декоративную подушку, которая, собственно говоря, была ей совершенно ни к чему...
Так и ходили – с подушкой и веером в руках. Потом спустились вниз, в кафе, и заказали себе пирожных и кофе.
Потом отправились дальше – по Никольской к Лубянке, по дороге завернули в Театральный проезд, где
