– Иди к черту! Я же сказал – я сам! – с раздражением и злобой повторил Костя. Сейчас он был похож на разбойника – с отросшей на щеках щетиной, с угрожающим, недобрым взглядом. Он держал на руках Лару, словно добычу, и никому не собирался отдавать ее.
– Ну что? – первым делом спросила Елена, открывая глаза. – Ты прости – я вчера уснула, так и не дождавшись тебя! Почему ты меня не разбудил?
– Будить тебя? По-моему, это жестоко… И уже очень поздно было.
– Ах, я сама не знаю, что со мной такое, отчего я такой соней стала…
– Господи, не надо оправдываться! – с горячностью остановил ее Игорь. – Даже хорошо, что ты всего этого не видела.
– Ее увезли, да? – вдруг с ужасом спросила Елена. – Сквозь сон я, кажется, слышала какие-то громкие голоса на лестничной площадке.
– Это Костя, – печально кивнул Игорь. – Не хотел, чтобы Лару отвозили в больницу. Но ее все равно увезли.
– Бедный, бедный… – Елена прижала ладони к щекам, хотела заплакать, но потом какая-то новая мысль отвлекла ее. – Неужели она сошла с ума?
– Трудно сказать. Вчера доктор намекнул, что все мы немного сумасшедшие, и без серьезного обследования нельзя сказать что-то определенное. Психика не выдержала…
– Психика не выдержала… Не выдержала чего?
– Какая разница… – спокойно, пряча печаль, произнес Игорь. – Кажется, ее уволили с работы накануне. Да и Костя…
– Что – Костя? Его пьянство было не причиной, а следствием…
– Елена, Елена, нельзя так волноваться!
– Можно! – с отчаянием произнесла она. – Ты все хочешь от меня скрыть, а я и так знаю – она до сих пор тебя любит!
– Елена…
– Да – любит! – крикнула она. – И все эти разговоры… «Ах, Игорь, останься, нам надо кое-что обсудить…» – передразнила Елена. – Она ведь просила тебя вернуться?
– Да.
На секунду в комнате повисла напряженная пауза, и Игорь даже подумал, что Елена оттолкнет его сейчас. Но она только сильнее прижалась к нему.
– Ты, наверное, думаешь, что я буду ревновать? – вдруг сказала она, поднимая на него ослепительно- синие, прозрачные глаза. – Ну уж дудки! Я знаю, что ревновать не к чему! Ты любишь меня.
– Это правда, – Игорь улыбнулся грустно. – Но мне так жаль ее. И в то же время я ее почему-то… почти ненавижу…
– Молчи! – Елена прижала к его губам теплую ладошку. – Я не буду тебя изводить только потому, что тебе ее жаль!
– Я люблю тебя… – произнес Игорь тихо, делая ударение на последнем слове. – И ужасно досадно, что не все могут быть счастливы.
– А что Костя? Как он сейчас? – с живым любопытством спросила она.
– Сейчас он хорошо. Спит. Врачи, которые увозили Лару, сделали ему успокоительный укол. Знаешь, я не узнаю его. Он таким не был.
– Я тоже, – пожала плечами Елена. – Хотя предполагается, что я должна его хорошо знать.
– Он любит Лару.
– Да. Он ее по-настоящему любит. Возможно, в первый раз в жизни…
– А она его – нет. Почему так? Ужасное несовпадение…
– Ах, милый… – Елена вдруг сладко потянулась, словно забыв про все. – Мы не можем отвечать за все ошибки природы. Главное в другом.
– Что – главное?
– Не знаю. – Она ответила так мечтательно, так безмятежно, что он невольно рассмеялся, глядя на нее. – Вчера шел снег.
– Это главное?
– Да, вчера шел снег и, несмотря ни на что, был удивительный день. Я целый день думала о тебе. О всех нас. – Она положила руку себе на живот, еще небольшой, но уже круглый.
– И что ты думала?
– Так. Ничего… Просто думала. Знаешь, в какой-то момент мне показалось, что если я умру сейчас, то умру абсолютно счастливой.
И Елена замолчала, глядя на него неподвижными, потемневшими глазами, потом провела его рукой по своим губам…
– Я сегодня никуда не пойду, – сказал он позже, заходя в комнату. – Я позвонил в контору, предупредил.
– Отлично, – Елена сидела за своим столом и что-то рисовала. – Ты еще зайдешь к Косте?
– Да. Что ты рисуешь?
– Я хочу сделать тебе подарок. Маленький рисунок в маленькой рамочке…
– Интересно. У меня уже есть один твой рисунок…
– Ах, тот! Но он не вполне твой, я дарила его вам с Ларой, – Елена пренебрежительно махнула рукой.
Игорь засмеялся и чмокнул Елену в затылок, лицо ему защекотали ее кудрявые, пушистые волосы.
Он заглянул за ее плечо – на небольшом квадратике плотной бумаги словно клубился туман, графитовые линии были нечетки и размазаны. Не сразу Игорь догадался, что изображено на листке.
Деревянная потрескавшаяся дверь в старой кирпичной стене была немного приоткрыта, и там, за ней, был виден сад – качались на ветру листья, под ними росли цветы…
– Наверное, тебе всегда было интересно, что находится за этой дверью, – сказала Елена. – Вот я ее и приоткрыла…
– Забавно, – усмехаясь, произнес Игорь, – а я-то думал, будто знаю, что за ней находится. Подсобное помещение со всяким дворницким скарбом, как то: метлы, скребки для снега… А за ним – городской рынок, где вечно пахнет чесноком.
– Скука! – протянула она, болтая ногой. – Ты просто не за ту дверь заглянул. А я нарисовала тебе нужный выход.
– Ну спасибо тебе! – засмеялся он, опять целуя ее в затылок. – Вывела меня на правильную дорожку…
– Тебе не нравится? – огорчилась она.
– Наоборот… Мне даже как будто стало легче. Старый дворник мог ошибаться. Твоя правда лучше.
– Какой дворник? – с любопытством спросила она.
– Да так, не важно… Знаешь что? Я надеюсь, что ты когда-нибудь нарисуешь продолжение этого сюжета – появятся в саду люди или что-то такое интересное… Только, ради бога, не рисуй для меня ничего плохого! Для других людей, для выставок, для книг – что угодно, но для меня…
– Нет, что ты! – Она обняла его, прижалась изо всех сил. – Мы будем жить до ста лет, но не умрем потом, а переселимся в этот сад. Вместе с детьми, внуками и всем прочим… Ой!
– Что? – испугался он.
– Дай руку! Чувствуешь? Он толкается!
– Мне даже немного страшно… – шепотом произнес Игорь. – Нет, правда… Я чувствую – вот здесь, под ладонью… как будто он упирается пяткой. Или коленом… Говорят, отцовская любовь проявляется позднее, но ты знаешь – я люблю его уже сейчас.
– В этом весь смысл и все искупление… – задумчиво пробормотала Елена, тоже напряженно прислушиваясь к тому, что происходило внутри ее.
Скрестив руки, они сидели так очень долго. А за окном тем временем опять пошел снег, отрезая башню из красного кирпича от всего остального мира. И стояла такая тишина, что было слышно, как сталкиваются в воздухе снежинки.