понимаешь, то-оже такая вот загогулина получается… – и показал «загогулину».
До того здорово наловчился он Ельцина пародировать, что впору на эстраде выступать. Но он человек партийный, ему некогда.
– В 7 часов на стадионе митинг, – крикнул. – Не забудь! – и заспешил дальше.
Вот так раз, думаю, нереально, а все сходится.
У знакомых из соседних домов поспрашивал. Оказалось, что послания эти распространялись только в нашем доме и в башне напротив.
Неужели, действительно, приехал?! Да, маловероятно. Но в нашей стране чудес бывает даже то, что никогда и нигде быть не может! А вдруг! Как-то уж все очень сходится.
Это ж надо, черт рыжий! Жена умница, красавица, любовница тоже ничего, а жизнь, она, видишь, как повернулась – и не там, и не сям! А он все равно не унывает. Недаром его «тефалевым» дразнят. С этими рыжими одни проблемы, что у них, что у нас.
Но если он, действительно, здесь, то где именно?
В нашем подъезде он вполне может скрываться как раз у моей соседки. Во-первых, она своего мужика недавно выставила, а во-вторых, у нее с Моникой явное сходство. И вообще она женщина достойная. Сама «Жигули» водит и в квартире у нее все сияет.
Но в третьем подъезде… О-о! Алла! Стройная блондинка, море секса, ездит на «Мерседесе» и вдобавок слегка на Хиллари смахивает.
Во втором подъезде тоже есть две дамы… Но это, по-моему, не то, что надо американскому президенту. Ездят на автобусе, а по вечерам квасят и советские песни поют. Да и похожи, сказал бы, на кого…
В башне есть одна. Но, если она рыжего пустит, я ей устрою!
До того увлекся разгадкой этого ребуса, что не заметил, как уперся во что-то большое и мягкое. Глаза поднимаю – знакомая физиономия.
– Коль, – спрашиваю, – может такое быть, что Бил Клинтон к нам в Одинцово приехал?
Коль – на всякий случай уточню – это не бывший германский канцлер. Соседа моего из пятого подъезда Николаем зовут. Он тоже большой, неунывающий и, что интересно, действительно, немного на немца похож, но политикой не интересуется. Мы строители. Он монтирует оборудование на железобетонных заводах, а я на нем панели формую.
– Как это?! – удивился. – Я ничего не слышал.
– А послание получил?
Он посмотрел мой листок, покачал головой.
– Не-ет. У нас таких не было. Эти, наверное, – кивнул на стадион.
– Вот ты им не веришь, – говорю, – а у них источники информации серьезные. И зря они эти обращения рассылать не будут. Что-то здесь все-таки есть!
– Не-е, – возражает. – Такие визиты заранее согласовываются, задолго вперед.
– Какие визиты?! Какие согласования?! Это же ясно – он опять втихаря по бабам пошел! Позвонил нашему. Борис, так, мол, и так, жена бойкот устроила, Моника в бизнес ударилась и, вообще, ни к кому не подойдешь – следят из каждой замочной скважины! Даже дочку настраивают – приглядывай, мол, за папкой, он у вас блядун! Мне бы хоть на недельку у вас оттянуться! А я насчет транша от МВФ посодействую. Наш подумал-подумал – а почему, нет! Давай, мол, только, чтоб никто не знал!
Ему ж, кроме, как к нам, деваться больше некуда. Там на каждом шагу телекамеры, закон, суд, а у нас свобода. Не зря же мы боролись! А застукают – это не я, это человек, похожий на меня! И все дела!
– Не-ет, – Коля говорит. – Этого не может быть.
Такой человек. Ни во что не верит: ни в Клинтона, ни в коммунизм, ни в демократию. Как так жить, если в чудеса не верить?!
А на стадионе тем временем к митингу готовятся. Красные знамена по ветру вьются, песня гремит:
«Сталин, вставай!
Сталин, вставай!
Сталин, веди нас вперед!»
Плакаты, транспарант: «Да здравствует СССР!», портреты Ленина, Сталина, Дзержинского – все знакомые лица. Пожилой мужик с красным носом и вымпелом с до боли знакомым изображением юного Ильича и надписью: «Лучшему октябрятскому отряду».
Детство вспомнилось. Приятно так стало и печально. Ленин, до того, как облысеть, кудрявенький был такой, симпатичный, и коммунизм казался нестрашным – выжили же! – и у мужика этого щеки были красными, а не нос. Я тоже раньше лучше выглядел.
Митинг, как обычно, у самых трибун проходит, а на поле тем временем футбольный матч начинается. Наши против Горок. Наши, естественно, в красном, Горки – желто-белые. И как начали они наших мордовать! На четвертой минуте гол забили. Сосед мой, вижу, расстроился. Он справа сидит. У нас, кому футбол больше нравится, те правее рассаживаются, а кому политика – левее. Но больше всего народа посередине, чтобы и то, и это не упустить.
Митинг тоже начался, и Витя Анпилов уже к микрофону подходит. Я устроился поудобней. Витя здорово выступает. Ему у нас больше всех хлопают. Это не президент – «понима-аешь…» – и не Лужков – бу-бу-бу про свое хозяйство, бу-бу-бу – жену обидели – фирму ее подозревают… Какая жена, какое хозяйство, когда Родина в опасности!
А Витя как выйдет. БРАТЬЯ!! ДОКОЛЕ?! И люди сразу подбираются, в глазах искры вспыхивают, кулаки сжимаются. Тут уж не подходи! А он – «Держись, батько Кондрат! Помощь идет!» И как начнет! Про кровавую банду, про нечистую силу, про гибнущих, но несдающихся, рыдающих и обесчещенных, растоптанные святыни и оскал мирового капитализма.
Может, и про эти послания что прояснится.
У Вити и кругозор шире, и душу народную он чувствует. И вообще, он свой человек – одет просто, машина так себе. Даже кот у него патриот – Вискас не ест – только отечественные продукты. А мой, зараза, все подряд молотит – никаких принципов! Хотя по цвету розовый, как Зюганов, а спинка светло-коричневая.
Витя поднял кулак, набрал побольше воздуху. Ну, думаю, сейчас врежет. Терпение народа не беспредельно! Им удалось развалить нашу могучую промышленность, подорвать экономику… Но и этого мало! Американскому президенту неймется. У нас точные данные, что Бил Клинтон снова взялся за аморалку. И не где-нибудь, а здесь, на нашей родной земле, в вашем родном городе! Женщины Одинцова! Мужики! Братья и сестры, дадим отпор сексуальной агрессии! Доколе нас будут… все, кому не лень?! Воздвигнем железный занавес домогательствам заокеанского террориста! У нас точные данные, где он остановился. Прямо сейчас, все как один поднимемся маршем на улицу Молодежная к дому номер…
Вместо этого Витя призвал идти маршем на Владивосток, предварительно объявив всероссийскую забастовку и акцию неповиновения прогнившему режиму.
Вот это мне не нравится. Цели уж слишком далекие: то коммунизм, то Владивосток. Я человек простой. Если забастовка и на работу можно не ходить, то и не пойду. Но маршем по жаре или под снегом, да со знаменами и транспарантами типа «Мы не козла, козлы не мы!» и в такую даль – это по-моему перебор. Здесь надо что-то менять.
Витя закончил свою речь и объявил:
– А сейчас перед вами выступит внук…
– А-а-а!! О-о-о!! – справа такой шум подняли, что заглушили громкоговоритель.
Нашим опять гол забили! Я хоть футбол и не очень, но нельзя же так! Третий мяч пропускают, а сквитали только один.
– Коль! – кричу. – Не переживай!
Гельмут рукой махнул и сказал что-то нехорошее в адрес наших игроков. Расстроился. На всякий случай напомню, что Гельмут-Коля это не бывший канцлер. Слесарь-наладчик он, строитель. У нас здесь целый микрорайон строителей. Раньше коммунизм строили, а сейчас так, что получится. А Гельмутом его иной раз в шутку называют, потому что похож на немца.
Витя тем временем подводит к микрофону старенького дедушку. У людей глаза на лоб – думали, октябренок будет выступать. Как, интересно, этот дед может быть витиным внуком?!
Оказывается, действительно, внук, но не витин. А самого товарища Сталина – Евгений Джугашвили!
