Не такие уж глубокие, но в ослепительном свете от каждого пупырышка падает резкая тень. На идеально ровном, вылизанном ветром склоне дюны – просто бросаются в глаза.
И много их. Тянутся по склону дюны широкой полосой, метра в три высотой. Кто-то не просто прошелся там, а топтался. Долго и трудолюбиво, прогуливаясь туда-сюда. И кажется, даже не совсем следы… Борозды какие-то вроде бы, но прерывистые…
Хм…
Что это вообще такое?
Леха развернулся и засеменил в пустыню, к следам на склоне.
Может быть, немцы? Тот четвертый, со снайперкой. Какую-нибудь пакость затеял. С этих тевтонов станется.
Прикопал себе что-то, вроде маленького схрона. Или ряд мин каких-нибудь хитрых закопал? Таких, чтобы ранили, но не убили. Чтобы и не помер, и не убежал, а так и валялся минут двадцать, воя от боли, пока тушка зарастет…
Потому их и нет, может быть, что ждут, пока следы занесет? А потом опять облаву устроят. Опять двумя группами, только на этот раз как бы дадут уйти – по чистому проходу. А сунешься туда – и привет. И уж эти ребята проследят, чтобы тушка не успела зарасти целиком…
Леха остановился в паре шагов перед следами, вглядываясь.
А может быть, и не немец. Следы-то не свежие. Здесь, возле стены, ветра почти не бывает, а следы сильно сглаженные, наполовину зализанные. Еще вчера днем кто-то оставил.
И идут следы не сплошной полосой, а как бы в несколько блоков рядом друг с другом.
Леха медленно пошел вдоль следов, осторожно ставя копыта. Сначала пробуя песок – нет ли чего под обманчиво ровным слоем? Может, немцы на то и рассчитывали, что на любопытстве поймают? И мины закопали не под теми глубокими следами, а рядом?…
Все же странные какие-то эти следы. Не от ног, и не от машины. А будто кто-то чертил палочкой на песке какие-то таблички, а потом той же палочкой пытался затереть все это. Да еще старательно так, чтобы уже не прочитали…
Хотя буквы еще можно угадать, и, кажется, кириллицей писали: «Ян…», «…ро…», несколько строк совершенно неразборчиво, а в самом низу – «…рф».
Хм…
Несколько блоков следов похожи, этакие зачирканные таблички. А вот последний кусок следов – иной. Под зигзагами зачеркиваний не буквы, а овалы, стрелки… Схема какая-то, что ли? Жаль, целых букв почти не найти. Угадывалось лишь «Л», вдавленное глубже других, оно было сразу в нескольких местах схемы. А может, и не «Л». Верхушка уж больно острая. Да и крупнее, чем другие буквы. Словно символический пик. Зубец такой. Леха вздохнул. Странно это все, странно… Здесь же вроде никаких игроков днем не было – так, чтобы зависли и сидели на одном месте. Да даже если и были бы – то почему здесь? Пустыня огромная. Стоило ли тащиться из Гнусмаса через всю пустыню, чтобы сделать тут табличку, потом зачиркать ее и отправиться обратно? Бред какой-то…
Ч-черт! Да это же сатир!
Ну конечно же! Это он тут вчера днем гулял! Он и нарисовал что-то.
Тьфу! Вот ведь непоседа однорогий… Тут уж чего только не передумал – а это он всего лишь баловался, когда вчера моцион совершал! В долине ему видите ли, не сидится, скалы ему наскучили…
Леха хмыкнул и побежал обратно к скале, но через пару шагов остановился. Обернулся и еще раз оглядел следы. Старательно зачирканные.
Буквочки, буквочки… Табличка. Стрелки какие-то. Зубцы.
Что же он чертил-то так старательно? У него же есть программа. Хотел бы рисовать – открыл бы себе файл и рисовал, что и сколько захочется. Уж куда проще и приятнее, чем палкой на рассыпающемся песке…
Стрелки, зубцы…
Нет, не понятно.
– Эй, у третьего котла! – ворвался в голову вопль сатира, – Ну что там опять?! Снова под хвостом выкусываешь, что ли? Чего встал?!
А вот и сам автор пожаловал. Сейчас и спросим.
– А что ты здесь рисовал?
– Где?!
– Здесь, на дюне.
– Я?! Рисовал?!
– Ты… – нахмурился Леха. – Я же видел, по карте…
– Мало ли, что ты там видел! Я, не я… Не твоего собачьего ума дело! Твое дело схрон искать, вот и ищи!
Леха недоверчиво хмыкнул.
Чтобы наш говорливый сатир – и вдруг не захотел чего-то объяснить? Чтобы упустил момент уму-разуму поучить?…
– А ну пошел к плато, я сказал!
