Шаг во тьму

остановилась, бросила через плечо:

– К себе домой не лезь. И ко всем вашим…

Досадливо дернула плечом и нырнула за ствол, в сплетение теней.

Я бросился за ней, но теперь она бежала. Я продрался через кусты, обогнул старый дуб. Поднырнул под ветку, выбежал на маленькую полянку, но не успел.

Меня обдало ревом мотора и тугой волной воздуха с бензиновым перегаром. Большой мотоцикл – слишком темно, чтобы разглядеть марку – сорвался с места, прокатил, разгоняясь, через полянку, вихрями взметнув опавшие листья. Пронесся между деревьями и вылетел на дорогу позади моего «козленка».

Там она рывком развернулась, не притормаживая. Мотоцикл вздыбило, она сжалась и прильнула к нему, как всадница к спине лошади, берущей барьер. Удержала равновесие. Мотоцикл плюхнулся обратно на асфальт передним колесом и стрелой унесся за сквер, к шоссе.

Несколько секунд – гулких ударов сердца у меня в груди и висках, – и я потерял красную габаритку.

Снова сгустилась неживая тишина этого места.

– Стойте здесь.

Я вздрогнул, развернулся на этот безжизненный голос.

Не сразу понял, что это голос тети Веры, так отличался он от ее обычного голоса. Чувствуя, как ноги вновь деревенеют, я вернулся к детской площадке.

Они остановилась на ее краю, упершись в большой куст. Почему-то я был уверен, что дети остановились еще раньше, чем она это сказала. Все трое замерли.

Так же, как шли: держась за руки, с безжизненными лицами, с пустыми глазами.

Не потому, что вышли из-под влияния. Вовсе нет. Всего лишь продолжали выполнять то, что, как они чувствовали, должны делать…

Скоро ли это пройдет?

Не знаю. Я попятился к машине, косясь то на них, то на дом. Господи, что же с Гошем, если та чертова сука способна на такое – и делает это походя, только чтобы расчистить себе пространство, чтобы избавиться от лишнего шума людских мыслей, которые отвлекают ее, как звон мошкары…

И почувствовал, как холодком стянуло виски.

Я зажмурился, выкинул из головы все мысли, все-все-все, что могло меня отвлечь. Лишь чувствовать свое тело: напряжение мышц. Лишь чувствовать себя самого – эмоции и желания, и ростки новых мыслей, что способны потянуть за собой в любую сторону…

Обрубить их все. Подавить желания и эмоции. Я – шар, в котором нет ни одной вмятины, ни одного выступа. Таким и должен оставаться.

Маленькая вмятинка: я почувствовал отголосок ее раздражения – ну что тут еще опять? – и я тут же выбросил это из себя, снова стал ровным-ровным.

Холодный ветерок вдруг стиснул виски тисками, расползся по всей голове. Липкие щупальца сжимались на мне. Тыкались в меня, присасывались пиявками, вонзались глубже, но я успевал их выталкивать, успевал выравнивать свои эмоции и желания.

Изнутри вынырнула мысль: она же так сильна, словно стоит в каких-то двадцати шагах! Если она так сильна…

Я обрубил предателя прежде, чем он превратился в вырост, за который так легко ухватиться щупальцам и потянуть дальше, разрывая мой контроль.

Я снова собрался и даже открыл глаза. Я контролировал себя, я держал эту атаку. Чертовски сильная атака, но я держу ее!

На миг давление ослабло. В окнах Гоша, едва светящихся изнутри, прошла тень и за стеклом, в свете фонаря, высветилось лицо.

Я различил бледные, до синевы выбритые щеки, тяжелые брови… Мужское лицо. Но эти глаза – и ее глаза тоже.

Чертова сука видит этими глазами, как своими. Для того и послала его к окну. Посмотреть, кто это. И запомнить.

Я попятился назад, к кустам, за деревья.

Ее слуга так и стоял у окна, глядя на меня. Не бросился за мной. Но сколько их с ней?..

Может быть, он так и будет стоять там, чтобы точно видеть, где я и что делаю. Пока другие уже несутся по лестнице. А может быть, ждали внизу в машине, я ведь не знаю, что творится по ту сторону дома… Может быть, там даже не одна машина, а две или три…

Старик был прав. Черт бы побрал мое упрямство, он был тысячу раз прав! Эти силы не надо было будить… Нельзя.

Но если она еще в квартире Гоша, то и Гош еще здесь?.. Еще можно…

Только один я ему сейчас ничем не помогу. Если чем-то я и могу помочь, так это притащив сюда Старика. Старика, Виктора и Шатуна. Всех наших.

Ледяные тиски сомкнулись с новой силой, но я дал им пройти по поверхности и сбросил их. Развернулся и бросился к машине.

Впрыгнул в кабину и пока одной рукой захлопывал дверцу, другой уже врубал заднюю передачу.

Быстрее, быстрее! Откатиться метров на сорок, чтобы ее щупальца ослабли. Чтобы их можно было не опасаться. Она ведь может дернуть не за эмоцию, а за мышцу. Это не менее опасно, когда делаешь маневр