стреме».
— Там были деньги-франки! И жемчуга стакан!.. — вдруг громко пропел расчувствовавшийся Алеша.
Мне оставалось только исподтишка осмотреться — насколько Алеша успел привлечь внимание публики к нашим персонам. Но пока, вроде бы, никто особо нами не заинтересовался. А скрипач весь извивался от старания. Он дважды обошел наш столик кругом. С лица Алеши не сходила довольная улыбка. Он совершенно отказывался замечать, как этот горе-музыкант коверкает неплохую мелодию.
— Спасибо, дорогой! — поблагодарил Алеша, подавая скрипачу целый червонец. Я чуть не вырвал купюру у него из рук — тут рубля было выше головы. — Садись, выпей с нами!
Скрипач не заставил себя долго упрашивать. Приземлившись на соседний стул, он одним затяжным глотком осилил стакан легкого вина.
— Это не Одесса, — чванливо выпятив губу, скрипач обвел глазами столики с посетителями кафе. — Это все бутафория, фальшак! Хотите посмотреть настоящую, подлинную Одессу? Я вижу, вы люди новые. Яша может показать!
Алеша немедленно загорелся этой идеей — посмотреть настоящую Одессу. А я уже готов был на что угодно, лишь бы убрать говорливого Алешу из людного «Гамбринуса». Скрипач повел нас в какие-то боковые улочки. Атмосфера разнежившейся в тепле Одессы расслабляла. И я почувствовал намек на угрозу, только когда скрипач поманил нас за собой в какой-то подвал, юркнув в очередной переулок. В отличие от «Гамбринуса», посетителей в этом заведении сидело немного. Большинство из них играло в карты. Это оказался настоящий подпольный игорный дом. Такого я не видел еще никогда в жизни.
Навстречу к нам из-за барной стойки направился хозяин заведения.
— Давно не было у нас таких уважаемых гостей! — пробасил этот здоровенный хохол с сильно косящим левым глазом.
— Узнали! — с гордостью шепнул мне Алеша и приосанился.
— Желаете сыграть? Пива холодного, за счет заведения, почетным гостям!
Он бросил нам на столик колоду довольно засаленных, потрепанных карт. Рядом немедленно возник некий верткий тип с фиолетовыми мешками под глазами. Невзирая на жару, он был в пиджаке с длинными рукавами. Морщинистое личико выглядело моложаво, и только при определенном освещении становилось ясно, что этому «катале», наверное, уже лет пятьдесят.
— В очко, по червончику? — предложил он Алеше.
Тот кивнул не глядя. Все внимание певца занимали две стопки водки, которые нес к нашему столу хозяин заведения. Также на тарелочке лежали два бутерброда с рыбкой, напоминавшей малюсенькую кильку пряного посола.
— Ты что, решил просадить здесь весь аванс? — дернул я певца за рукав.
— У вас семнадцать у меня — пятнадцать! — посмотрел в карты соперник Алеши. — Ты выиграл червонец.
— Везет, Серега! — азартно потер ладони певец.
А мне все меньше нравилось в этом гадюшнике.
— У меня, значит, девятнадцать — у тебя — двадцать! Еще червонец выиграл! — снова сообщил наш шулер. И даже обернулся к застывшему в проходе скрипачу с наигранной претензией. — Яша, ты зачем таких везучих привел!?..
17
Алешины глаза едва не выкатывались из орбит. Он разбудил меня, тряся за плечо. Губы его дрожали. Кадык несколько раз дернулся. Алеша силился что-то сказать, но получилось у него не сразу.
— Се…ё…ша! Голос по…пал! — кое-как, шепотом просипел певец.
Спросонья я не сразу уловил смысл его слов. В нашу комнату через двери распахнутого балкона залетали звуки раннего утра: перекликания одесских хозяек и погромыхивание бидонов. По полу со стороны балкона тянуло свежестью и прохладой.
Внезапно до меня дошла катастрофичность случившегося.
— Ты что, потерял голос?!.. — мгновенно вскочил я. — Ты понимаешь, это нам опять срывает запись?
Алеша переминался с ноги на ногу, стоя в одних трусах. Он хотел что-то сказать в ответ, но только морщился.
— Как же ты умудрился простудиться посреди такой жары? — простонал я еще один бесполезный вопрос. — Сейчас Рудик придет, я не знаю, как ему про это говорить. Человек все подготовил, платит деньги…
В дверь нашей комнаты энергично постучались. Без малейшей паузы она распахнулась, и в комнату влетел сияющий Лев Рудик.
— Что ж вы, зайчики мои, до сих пор спите?! — вместо приветствия возмутился он. — Я вам не скажу за всю Одессу, но вся музыкальная биржа замерла в ожидании нашего триумфа. Собирайтесь-ка по быстрому — махнем на угол Дерибасовской и Преображенской, пока там всех настоящих виртуозов не расхватали на свадьбы да на похороны!
Наш энергичный продюсер еще успел распахнуть балконные тюлевые шторы, прежде чем заметил наше гробовое молчание и каменные лица.
— Выкладывайте, зайчики, что случилось? — остановился он и пристально посмотрел на нас.
Рассказывать о несчастье пришлось мне. Потому как у Алеши любые попытки включиться в разговор вызывали острую боль. Он пытался открыть рот, но тут же кривился, и даже слезы выступали в глазах.
— Это пройдет, — пообещал я. — Он мороженым вчера обожрался, весь день на него налегал — вот и простудил горло. Пройдет за неделю. А если правильно лечить — может, и еще быстрее.
— За неделю! — разочарованный Лев Рудик плюхнулся на стул. Все его грандиозные планы на сегодня пошли прахом. — А как его лечить? Мы же не можем заявиться в районную поликлинику. Здравствуйте, я Алеша Козырный, карточки, прописки и паспорта у меня нет, зато я даю интервью «Голосу Америки», или вы не слыхали, доктор? Может, лучше сразу в КГБ обратиться за направлением в санаторий?
Даже после очередного разочарования наш одессит хотя бы не потерял чувства юмора. Алеша, потупившись, начал одеваться, стаскивая со спинки стула брюки и рубашку.
— Ладно, попробую найти врача, — наконец решил Лев Рудик. — Только, чтобы сидели тут тихо, как мыши. Из дома ни ногой!
На выходе из комнаты он только расстроено покачал головой. Алеша сидел понурившись. А мне тоже оставалось только помалкивать в тряпочку. Стыдясь того, что Рудик, слава богу, не знал всех подлинных дел нашего вчерашнего вечера. Мало того, что я вчера не проследил, как Алеша глотает мороженое большими порциями, чередуя с холодным пивом. Мы ведь вчера не просто проигрались в карты. А еле унесли из притона ноги.
Потому что, когда Алеша проиграл весь свой аванс и начал уговаривать поставить на кон мои сто рублей, чтобы он смог отыграться, я просто задрал рукава пиджака тощего шулера, и оттуда вылетели красный туз и пара черных королей. Но никто не собирался дать нам уйти из подвала по-хорошему. И, чтобы выкрутиться, я заявил им в лицо, что мы — кореша Беса. И если с нами что — питерские приедут ставить их на ножи.
Оказалось, что эти одесские жулики кое-что слышали про Беса, потому что замялись. Пока они это переваривали, я упомянул еще пару авторитетных личностей, запомнившихся после плавания на речном трамвае. Воспользовавшись замешательством, мы аккуратно, по стеночке продвинулись к выходу из притона. Ускользнуть нам удалось. Но вся эта история дурно пахла. И совсем не так нам стоило провести первый вечер в Одессе. И я чувствовал себя виноватым не меньше Алеши.
Рудик вернулся через час. Вслед за ним в комнату зашел долговязый молодой человек и принялся надевать видавший виды белый халат, который он принес в старомодном докторском саквояже. Еще он
