надрывался изо всех сил.
— Ответьте! — разрешил Корнев.
Это была мамочка. Она смотрела программу и теперь сходила с ума от беспокойства. Она не поняла, что Стасик рассказывал про губернатора, но ей показалось — что-то ужасное. И она видела, как рассвирепел Анатолий Тимофеевич. У нее от беспокойства может теперь давление подняться! Губернатора все ее подруги очень уважают. Нельзя же выдавать в эфир такие материалы и совать их под нос губернатору, который еще и гораздо старше — Стасик поступает неправильно! Мамочка была настроена как следует отчитать сына.
— Мама, я не могу сейчас разговаривать, — прервал ее Андреев.
Теперь он не знал, что делать с мобильником — положить обратно в карман, или сразу отдать Корневу? Тот, видимо, почувствовал его неуверенность.
— Вы думаете, что мы вас арестовали, Станислав Дмитриевич? Ничего подобного, — успокоил он. — Хотя, если честно, еще вчера не подозревал, что мне придется вас выручать, — подчеркнул Корнев.
— Ну и зачем меня выручать гэбисту при губернаторе? Вы же раньше грозили, что помощи мне не дождаться, — съязвил Стас. Он не собирался подбирать выражения. Андрееву было все равно, куда везут. Он больше ничего не боялся.
— Журналисты не компетентны и поверхностны, — обернулся Корнев, отставив дружелюбный тон. — Я никогда не был губернаторским гэбистом. Извольте это запомнить! Я служу стране, а не губернатору. А то, что работал советником главы области по вопросам безопасности, у нас это принято называть — был прикомандирован. До вчерашнего дня. И не надо этого вызывающего тона, Станислав Дмитриевич! После того, что вы натворили в прямом эфире, мы — ваша единственная соломинка, за которую стоит ухватиться покрепче.
— Значит, от меня что-то еще нужно, — констатировал Стас. — Говорите прямо, уже сил нет. Остановите, пожалуйста, машину. Мне надо кровь сплюнуть.
— Притормози, — распорядился Корнев.
Андреев открыл дверцу «Тойоты», сплюнул солоноватую слюну и поглубже вдохнул морозный, ночной воздух. Затем откинулся обратно на спинку заднего сиденья.
— Анатолий Тимофеевич больше не является главой области. Сегодня утром в Москве принято соответствующее решение. Захаров слишком далеко зашел. Когда губернатор правит у себя на территории слишком долго, он утрачивает чувство реальности. К тому же возраст, нервы не выдерживают. Не столько уж было вреда от несчастного Журавлева, а Анатолий Тимофеевич упрямо видел в нем угрозу собственной власти. Я предупреждал не делать опрометчивых шагов. А он решил действовать в обход меня и поверил Щукину, когда тот организовал встречу с отставными ментами. Я бы не позволил «деду» так подставиться. По крайней мере, помещение проверил бы на предмет «жучков» и скрытых камер. Мы знали, что видеозапись существует, но не успели ее нейтрализовать. В Кремле эту съемку увидели раньше, и сразу приняли решение.
— И теперь кто-то должен ответить за то, что запись показана в эфире? — ухмыльнулся Андреев.
— То, что запись промелькнула в эфире, может оказаться к лучшему, — рассудил Корнев. — Так Анатолий Тимофеевич станет сговорчивее. Он сам напишет прошение об отставке. Иначе президент оказался бы в неловкой ситуации. Он вручал Захарову орден «За заслуги перед отечеством», и после этого отправлять его в отставку с формулировкой «за утрату доверия» стало бы политически не выверенным шагом. Впрочем, решать политические проблемы это дело руководства страны. Моя задача локальная — похоронить эту историю. Как если бы ее не было.
— Эту съемку сегодня в прямом эфире видело полгорода, — возмутился Андреев. — Ее нет смысла прятать.
— Зрители видели непонятную черно-белую запись, которая быстро прервалась. Немногие поняли, о чем речь, еще меньше тех, кто поверил, — возразил Корнев. — Немного поработать со СМИ, вбросить опровержение, и следов грязной истории не останется в массовом сознании. А телефир успел сыграть для вас свою позитивную роль. Я не могу теперь допустить, чтобы с журналистом, бросившим обвинение губернатору, что-нибудь произошло, чтобы арестовали, или чего похуже. Иначе шум продолжится. Без этого, я бы Станислав Дмитриевич, и пальцем не пошевелил, чтобы забрать вас у следователя Гуляевой, — зло улыбнулся спецслужбист. — Но мы можем договориться. Вы должны отдать мне «исходник» материала. Где он у вас?
Стас посмотрел на серьезное выражение лица гэбиста, и ему стало смешно. Он попытался сдержать смех, но вышло еще хуже, он прыснул смехом прямо в лицо Корневу. И дальше уже хохотал, не в силах сдерживаться. Другой спецслужбист, сидевший сбоку, жестко ткнул его локтем в бок под ребра, явно потеряв терпение.
— Прекратить истерику! — прикрикнул Корнев.
— Этот материал у меня никогда и не хранился, — все еще не в состоянии унять остаточные судороги смеха, признался Андреев. — Видеофайл открыто выложен на «You Tube». Только на его локальной латиноамериканской версии! Там говорят по-испански, по-португальски, в крайнем случае, по-английски, и чтобы там кто-то понял и оценил видео-страничку на русском языке, среди десятков тысяч видео-блогов — это как иголка в сене…
Корнев в замешательстве смотрел на Стаса, не в состоянии сразу оценить, говорит журналист правду или просто насмехается над ним.
— Но чтобы она совсем уж не затерялась, я еще послал ссылку на один адрес в ЖЖ — некоему «колдуну». Мне говорили, что это кто-то из Кремля ведет блог для души — а я не верил… Ради прикола оставил ссылку в комментариях — пусть полюбуется! Выходит, там и правда кто-то из президентской администрации! — Андреев изо всех сил старался говорить естественнее, выгораживая Игоря, чтобы поверили, что это он сам прятал файл, без чужой помощи. — Кассету с эфира вы, наверное, уже конфисковали. А насчет адреса в ЖЖ — проверьте, если хотите. Хотя сдается мне, всю ту страничку уже убрали с концами ваши московские коллеги!..
— Не дай бог вам дать хотя бы одно интервью про это… — наконец проговорил чекист. Видимо, он для себя решил, что поверит Андрееву, по крайней мере, пока не опровергнет его версию. — Учтите, Станислав Дмитриевич. Без видеозаписи все, что вы скажете, это будет клевета. Уголовная статья. Тогда за вами вернется старший следователь Гуляева, и я тоже приложу максимум стараний, чтобы вам отмотали «на полную катушку». Вы на свободе до тех пор, пока помалкиваете и помогаете мне похоронить эту историю. Это понятно?..
— Дальше некуда, — подтвердил Стас.
— Тогда я считаю, что мы договорились, — подчеркнул Корнев. — Боюсь, что ни один телеканал вас теперь уже не пригласит на работу, — продолжил рассуждать он. — Но это так, к слову. Вас куда-нибудь подвезти?
— Шутите? — буркнул Андреев, и поспешил выйти из машины.
Он запахнул шарф, закутывая поглубже свой «эфирный» галстук. Надвинул шапку, застегнул пальто. Еще представил, как сладко было бы сейчас выпить коньяку и расслабиться. Но поймав свой организм на этой подлой подсказке, Андреев ощутил прилив упрямой злости. Он не даст слабины. И не предоставит никому удобной возможности тихо угробить себя, заморозив где-нибудь в подворотне, как Шестакова. Он больше не даст алкоголю подставлять себя. Потому что иначе все было зря. И сегодняшний бунтарский эфир, и все, что он понял и пережил за эти полгода. Он бросит пить «насухо». С этой самой минуты.
И еще Андреев вспомнил, как всегда уезжал, закончив воскресную программу, стиснутый набившимися на заднее сиденье телевизионщиками. Бездумно и блаженно, глазея на проносящиеся мимо освещенные центральные улицы, или просто на луну над дорогой. Какое тогда приходило удивительное чувство, совершенного чуда! А сейчас волшебства не осталось, хотелось скорее добраться домой.
Спустя две недели Стас поймал себя на том, что начал лучше спать. Работая на телевидении, Андреев вечно мучился до середины ночи, лихорадочно перебирая в голове, что бы еще интересного придумать для программы. Через полмесяца после разрыва с телевидением, он вдруг понял, что перестал просыпаться от малейшего шума за окном или просто от ночных кошмаров. Это понравилось Стасу.
