– Ты слышишь? – мысленно спрашиваю я Генри.
– Нет. Прости меня, папа,- виновато отвечает он.
– Тебе не за что извиняться, сынок.
Хлоя помогает мне обыскать все шкафы и комоды. Все тщетно. Она еще закрывает за мной ящики, а я уже бегу по винтовой лестнице вниз, на первый этаж.
– Генри, ты слышишь меня? – кричу я.
Никто мне не отвечает.
Я перехожу из камеры в камеру, из кладовой в кладовую. Нигде никаких следов. Теперь мы с Хлоей кричим вместе.
– Генри! – мысленно зову я.
– Папа, я ничего не слышал, кроме звонка.
Я очень старался услышать, папа…
– Какого звонка?
– Не знаю. Иногда он звонит очень громко и долго. Потом перестает. Потом, через некоторое время, снова долго звонит, а потом надолго замолкает.
– Молодец, Генри. Такие наблюдения – это то, что нам нужно, чтобы поскорее найти тебя.
– Да, папа.
– Мы скоро найдем тебя.
– Пожалуйста, папа!
Я смотрю на Хлою:
– Его нет на острове.
– Скорее всего, – отвечает она. – Он бы нас услышал.
Она берет меня за руку, мы вместе поднимаемся по лестнице и покидаем дом через мою комнату. Я рассказываю ей про звонок, который слышал Генри.
– Это уже кое-что, – замечает она.
Мы останавливаемся на галерее. Хлоя смотрит на дом, на темный остров, на море, усеянное огоньками катеров.
– Здесь красиво,- говорит она,- спокойно. Теперь я понимаю, почему тебе здесь так нравится.
Обнимаю мою любимую, она крепко ко мне прижимается, мы оба смотрим на море, где через каждые десять секунд вспыхивает маяк. Он приблизительно в миле от нас.
– Мне тоже здесь нравится, – говорит она.
Клаудиа сигналит нам с борта катера, и мы рука об руку спускаемся по ступеням галереи.
Когда мы отплываем, Клаудиа говорит:
– Похоже, Питер и Клейпул собираются провести ночь в гостинице.
– Вы можете устроить нам причал у Обеденного рифа или у Монти? – спрашиваю я ее. – Хочу быть поближе к «Ла Map», чтобы оказаться там поскорее, когда вся компания соберется.
– Попробую, – говорит Клаудиа, передает мне руль и звонит по телефону.
– Что ж, должна признать: она весьма полезна, – говорит Хлоя, наклоняясь ко мне. – Придется с ней подружиться.
– Или по крайней мере научиться терпеть ее, – улыбаюсь я.
– Ты не возражаешь, если я поговорю с Генри? – мысленно спрашивает она. – Ему, должно быть, так одиноко. Ведь он ещё так мал. Ничего не будет плохого, если малыш почувствует, что о нем беспокоится не только его отец.
– Ты знаешь, как маскировать свои мысли?
– Нет, но ты можешь меня научить.
– Постараюсь, – говорю я, размышляя, как бы получше это сделать. – В общем, это – как бы думать на других частотах. Ну, будто настраиваешь радиоприемник… Мы можем попробовать с тобой потом, когда приплывем и сможем сосредоточиться.
– Эй, ребята! – зовет Клаудиа. – Я устроила нам отличную стоянку.
Мы оборачиваемся к ней.
– Пирс номер шестнадцать, за городской стеной. Как раз под окнами мэра.
– Надеюсь, к мэру нам не придется обращаться!
Клаудиа настаивает на том, чтобы остаться с нами.
– Я хочу пойти с вами завтра,- говорит она.- И вам не придется ждать меня. Не беспокойтесь, я буду вести себя тихо и не стану мешать молодоженам.
Мы с Хлоей идем в каюту, разбираем постель, плотно закрываем дверь. Мы не слышим Клаудию, но не можем забыть о том, что в нескольких ярдах от нас спит человек. Мы ловим себя на том, что шепчемся.
– Ничего себе ночевка! – посмеивается Хлоя.
Но уже улегшись в постель, она становится серьезной:
– Я хочу поговорить с Генри.
– Конечно, – соглашаюсь я и пытаюсь замаскировать свои мысли к Хлое и определить разницу
между тем, как это происходит с ней и как – с Генри. – Хлоя, я это чувствую, но не могу объяснить словами.
– Подумай это.
– Сначала мне нужно убедиться, что с Генри все в порядке.
Я обращаюсь к своему сыну:
– Генри, Хлоя хочет научиться мысленно говорить с тобой и маскировать свои мысли. Ты не против?
– Нет, папа. Она славная.
– Мне тоже так кажется. Но если я научу ее разговаривать с тобой, она всегда сможет «услышать», как мы с тобой разговариваем. Ты не возражаешь?
– А ты, папа?
– Конечно нет.
– Тогда пускай. О папа! – говорит Генри. – Я опять слышу звонок. На этот раз он был немного раньше, чем всегда. А до звонка я слышал гудок.
– Какой гудок?
– Громкий. И еще какой-то шумный звук.
Шумный звук! Расшифровывать описания пятилетнего ребенка – это задача!
– Что за шумный звук?
– Не знаю. Такой громкий и дрожащий, как будто кто-то рычит…
– Какое-нибудь животное?
– Папа! – вдруг смеется Генри. – Как большая машина!
Я пытаюсь понять, что он имеет в виду, но не понимаю.
– Скажи мне, когда в следующий раз услышишь такой звук,- прошу я.
– Хорошо, папа.
– Генри ничего не имеет против того, чтобы я научил тебя с ним говорить. Ты ему нравишься, – говорю я.
Хлоя отвечает мне улыбкой.
– Вот я маскирую свои мысли, – беззвучно объясняю я, прижавшись лбом ко лбу Хлои.
– Да?
Я чуть перестраиваю свои мысли, как делаю, когда обращаюсь к Генри:
– Так понимаешь меня?
– Как-то нечетко. Скажи еще что-нибудь.
– Проверка, проверка… – повторяю я, как радист на связи, и слежу за лицом своей невесты.
Она очень старается уловить, что я ей передаю.
Наконец она улыбается и говорит:
– Поняла.
И тогда я «сдвигаю» свои мысли еще немного, и снова она старается изо всех сил. Мы повторяем эту процедуру несколько раз, двигаясь к нашей цели крошечными шагами. Проходят часы. Я начинаю
