Смуглые, бородатые, поджарые, словно высушенные жарким солнцем, они держали сабли с привычной небрежностью опытных воинов.
Обеих служанок Налунги уже скрутили, а стоявшего на страже воина отвлекали, атакуя сразу с двух сторон. Орудуя своим копьём, телохранитель пытался удержать противников на расстоянии от своей госпожи, но силы были слишком не равны. Налунга заметила, что нападавшие не наносят воину смертельных ударов, хотя возможностей у них было больше чем достаточно.
Лёгкие сабли со свистом мелькали у его тела, заставляя закрываться и делать ошибки. Наконец один из нападавших, изловчившись, нанёс ему удар плашмя по запястью, заставив скривиться от боли и выпустить копьё. То же самое тут же повторил и второй воин. Третий удар пришёлся по голове телохранителя, отправив его в беспамятство.
Воина связали и, поставив на колени рядом со служанками, набросили на шею верёвку. Теперь настала очередь Налунги. Нападавшие шагнули было к её ложу, когда резкий окрик вдруг остановил их. Сквозь кольцо окружения проехал воин на высоком кауром жеребце и, склонившись с седла, внимательно всмотрелся в замершую девушку.
— Поверить в это не могу, — рассмеялся он, выпрямляясь. — Сама королева Налунга спит на голой земле у дороги, как обычная девчонка. Что же такое случилось в городе черепов?
— Меня обманули и предали, — растерянно пролепетала Налунга, пытаясь вспомнить, где видела этого человека.
Гибкий, поджарый, широкоплечий, с аккуратно подстриженной бородой и лихо закрученными усами. Узкий изогнутый нос, напоминавший клюв хищной птицы, и большие чёрные глаза, смотревшие на собеседника внимательно и чуть насмешливо. Придя в себя, Налунга вспомнила, что этот воин приходил в город черепов, сопровождая купца, приехавшего за рабами.
Этого барса пустыни звали Аль-Руффи. Он и его люди промышляли охраной караванов, торговлей, разведением верблюдов, а иногда грабили на дорогах. Быстро оглядевшись, Налунга не заметила работоргового каравана или паланкина купца, которого могли бы сопровождать эти пустынники.
— Вы едите одни? — спросила девушка, ища выход из положения.
— Мы привели в Гизу очередной караван и решили поохотиться на джейранов, когда наткнулись на вашу стоянку. Согласись, что проезжать мимо таких красавиц просто грешно, — улыбнулся Аль-Руффи, кивая на служанок. — Но ещё больший грех упустить какой бриллиант, как ты.
— Что ты собираешься делать со мной? — спросила Налунга, услышав, как дрогнул её собственный голос.
— То, что хотел сделать с того момента, как увидел, — хищно оскалился воин. — Там, в городе черепов, я знал, что никогда не смогу приблизиться к тебе, но теперь, когда ты в моей власти, я получу своё.
— Меня преследует очень сильный колдун. Тебе лучше держаться от нас подальше. Вам всем, — быстро произнесла девушка, облизывая пересохшие губы.
— Может, это и так. А может, нет, — снова рассмеялся Аль-Руффи.
— А почему тогда я оказалась здесь, у дороги, почти одна? — сделала очередную попытку Налунга.
— В этом есть смысл, — задумчиво кивнул воин. — Но мне плевать. Я не воюю с этим колдуном и не имею к нему никакого отношения. Я нашёл тебя и сделаю то, что сделал бы на моём месте любой другой.
— Что именно? — еле слышно спросила девушка.
— Сначала я положу тебя на своё ложе, а когда ты надоешь мне, продам как обычную рабыню.
— Но нетронутой я буду стоить дороже, — сделала Налунга последнюю попытку.
— Ничего. С этой потерей я как-нибудь смирюсь, — расхохотался Аль-Руффи и, повернувшись к воинам, скомандовал: — В повозку их. Вечером мы должны быть в оазисе трёх камней.
Всё остальное Налунга воспринимала словно во сне. Ей связали руки и, небрежно швырнув на дно двуколки, рядом с попутчиками, куда-то её повезли. Схватившие их воины вынуждены были придерживать коней и недовольно оглядываться на серую кобылу, запряжённую в повозку. Сильные, выносливые кони пустынников отличались статью и были привычны к пескам, тогда как серая кобылка оказалась в королевской конюшне едва ли не случайно.
В королевстве города черепов не выращивали коней. Не умея правильно обращаться с лошадьми, они были вынуждены покупать тех животных, которых привозили купцы и барышники. Иногда это были откровенные клячи, но выбирать им было особо не из чего. И вот теперь двуколка беглецов заметно задерживала отряд. Внимательно осмотрев кобылу, Аль-Руффи мрачно скривился и, покачав головой, заявил:
— Тому, кто ухаживал за этой лошадью, нужно руки с ногами местами поменять.
— Почему? — не удержалась от вопроса Налунга.
— Хомут натёр ей холку, а подкова на передней правой ноге почти отвалилась. Ладно, доберёмся до оазиса, прикажу своим конюхам заняться ею как следует. Кобылка молодая, здоровая, может дать хороший приплод.
— Это всё ты понял, просто посмотрев на неё? — удивилась Налунга.
— Я развожу коней с самого детства. А до меня этим занимались мой отец и отец моего отца. Вот уже семь поколений моя семья выводит коней в этой пустыне. Конь для пустынника — первый друг. Он и от врагов увезёт, и на охоте поможет, и в бою спасти может.
— Тогда почему вы занимаетесь рабами?
— Растить коней — дело не быстрое, — пожал плечами воин. — А детей кормить нужно.
— А если я вам понравлюсь, вы оставите меня себе? — настороженно спросила девушка.
Ей очень хотелось узнать свою дальнейшую судьбу. Даже оказавшись рабыней, она не могла не использовать свои данные на полную катушку. Выросшая среди дворцовых хитростей и интриг, она просто не могла не попробовать. Но ей явно не везло. Чуть усмехнувшись, Аль-Руффи покачал головой и, расправив плечи, ответил:
— В шатрах кочевников нет места королевам, пусть даже бывшим. Наши рабыни трудятся изо всех сил, чтобы не навлечь на себя гнев хозяев. Неумехам там места нет.
— Значит, вы всё равно продадите меня? — растерялась девушка.
— Да. Но не сразу, — ответил воин и, пришпорив коня, умчался куда-то в голову колонны.
Опустив голову, Налунга вдруг почувствовала, как на глазах закипают слёзы злости и бессилия. Она, королева города черепов, места, о котором долгие годы ходили легенды, вдруг стала обычной рабыней, которую хозяин может накормить или оставить голодной, приласкать или ударить, И ему не нужно для этого иметь какую-то причину. Достаточно того, что он — хозяин.
Девушка не знала, как долго их везли. Отряд вышел в пустыню, где глазу было не за что зацепиться. Поглядывая на солнце, Налунга пыталась понять, сколько времени они в пути, но всё было бесполезно. К вечеру они въехали в оазис, и она поняла, почему он так называется. Три огромных валуна по какой-то прихоти природы располагались на границе оазиса, образуя равнобедренный треугольник.
У крошечного озерца росли несколько финиковых пальм, а под ними стояли походные шатры кочевников. Быстро осмотревшись, Налунга поняла, что это не домашний лагерь. Здесь не было женщин, воинов встречали полтора десятка кочевников и несколько рабов.
Первым, что бросилось ей в глаза, были ошейники и клеймо на левом плече у каждого раба. Воины небрежно сбросили пленников на землю и, оставив связанными, занялись лошадьми. Налунга открыла было рот, чтобы начать возмущаться, но, вспомнив, что конь для кочевника — первый друг, промолчала. Внимательно наблюдавший за ней Аль-Руффи одобрительно кивнул и, усмехнувшись, сказал:
— Ты быстро учишься, королева. Это хорошо. Значит, мне не придётся часто браться за плеть.
Плеть?! Этого Налунга вынести не могла. Её, королеву города черепов, будут наказывать плетью, как какую-то рабыню?! Гордо выпрямившись, она попыталась принять самую высокомерную позу, какую только могла, но связанные руки быстро вернули её к действительности. Теперь она рабыня, и её действительно могут наказать плетью.
Рабы, подгоняемые окриками воинов, принялись готовить ужин, и вскоре над оазисом разнеслись восхитительные запахи жаркого. У кочевников не было недостатка в хорошем мясе. Многочисленные стада
