поскольку мы можем рассчитывать, что все профессиональные союзы, и наш союз в том числе, получат значительное количество работников прежде всего из армии, где у нас почти половина партии, – постольку мы получим возможность развить производственную агитацию, политико-просветительную работу в массах. И то, что называется приказывать, назначать сверху, – все это находится в отношении обратной пропорциональности с развитостью масс, с их культурным уровнем, политической сознательностью и с силой наших аппаратов. Чем мы сильнее, как производственная организация, тем реже случаи враждебного отношения к нашему приказу, и наоборот. Обстановка не всегда бывает такой, чтобы можно было прибегнуть к дискуссии. Это диктуется целиком внешними условиями. Нет ни одного здравомыслящего человека, который не понимал бы, что как только обстановка становится легче, как только нам чуть свободней дышится и мы можем снимать работников с военного дела и переводить их на транспортную работу, так мы немедленно же вовлекаем работников во все отрасли транспорта.
Здесь мы подходим к вопросу о рабочей демократии, который играет в профессиональном союзе колоссальную роль, – более чем, скажем, в партии, и который может быть решен в полном объеме только через посредство профессионального союза. Вопрос о рабочей демократии у нас ставился и ставится сейчас: расширить рамки критики, дискуссии, внутренней полемики и т. д. Все это, разумеется, необходимо, но также зависит от общей обстановки. Я говорил на рабочих собраниях в Москве, что одно дело, когда мы стоим перед Перекопом: 30-я и 51-я дивизии не занимались дискуссией, не обсуждали, переходить или не переходить через Перекоп,[210] а нужно было или прорываться, или погибать. Но если мы переведем 30-ю и 51-ю дивизии в тыл, без сомнения они будут очень критиковать, почему то или другое было плохо, и мы должны им разъяснить, почему это так было, и поднять там просветительную работу. Рабоче-крестьянская армия не представляет собой какого-то сгустка милитаризма. Чем дальше, тем менее нам приходится применять к нашей армии методы репрессий чем дальше, тем больше внутренняя психологическая связка обеспечивает методы внутреннего давления. Милитаризация профессионального союза и милитаризация транспорта, которая есть вместе с тем и милитаризация внутренняя, идейная, продиктованы обстановкой страха, естественного и спасительного страха перед гибелью страны. Мы осенью прошлого года, зимой и весной стояли перед транспортным Перекопом, и мы не вели дискуссии, что выразилось в декрете об объявлении транспорта на военном положении. Можем ли мы сказать, что опасность для транспорта прошла? Ни в каком случае. Она не так остра, но от нас требуются те же героические усилия, та же беззаветная преданность делу (в данном случае делу транспорта), какую проявили товарищи у Перекопского перешейка в самый ответственный час.
Когда мы говорим о милитаризации транспорта, это значит, что все работники транспорта должны себя отдать на эту работу, от успеха или неуспеха которой зависит жизнь или смерть страны. Так же мы говорим о духовной милитаризации работников. Как мы будем милитаризовать каждого работника в отдельности? Внутренним путем, путем идейной, духовной милитаризации каждого работника в отдельности и, прежде всего, руководителей профессионального союза.
Значит, противоречит ли милитаризация рабочей демократии? Ни в коем случае. Ибо эта же демократия создавала армию и она своими методами и укрепит ее теперь во время передышки, когда перед нами стоит задача укрепить, сократить армию почти вдвое в ближайший период, чтобы, вместе с тем, вдвое повысить ее сознательность, готовность погибать за дело рабочего класса.
Таким образом, милитаризация армии только начинается в смысле пропитывания этой армии сознанием необходимости погибать всем до последнего, самого отсталого солдата. Нам говорят, что эта милитаризация противоречит методам рабочей демократии. Никогда. Из нее само собой вытекает, что мы должны так построить наши организации, чтобы дать массе результат рабочего организованного общественного мнения, которым оказывать давление на всех штрейкбрехеров, выходящих из наших рядов и подрывающих производство. Вот в чем состоит существо милитаризации: в том, что мы захватим каждого рабочего в каждой мастерской, и он будет размышлять над тем, что он может внести в свой инструмент нового, – где поставить дверь в мастерской, чтобы не тратить лишних шагов каждый день, – ведь это составляет миллионы рабочих часов. Если он будет над этим думать, то в этом, товарищи, важнейшая составная часть подлинной рабочей демократии. Но вопрос в том, что сейчас нужно расширить поле критики. В военной обстановке критика была бы недопустима. В мирной обстановке критика будет более широка. Ведь мы не либералы, мы – борющийся рабочий класс. Демократия, как политическая демократия, это – голая рамка, нужно дать ей хозяйственное содержание. Я думаю, что это важнейшая задача Цектрана. Он создает жесткими методами и сейчас уже создал известный аппарат. Он обеспечил себе сочувствие и содействие подавляющего большинства лучших старых работников профессионального союза. Это еще не вполне так среди водников, но завтра или послезавтра это будет так. На это мы твердо надеемся. Но это есть только частица работы; это пока еще аппарат, который должен приступить к разрешению новой задачи, неразрешенной еще ни одним из союзов и не могущей быть разрешенной, ибо она не стояла перед ними. Это задача производственной организации массы в производстве и для производства. К этой задаче мы только приступаем. Здесь обязанность производственной агитации и пропаганды нужно возложить на каждого специалиста и техника, который работает для путей сообщения, чтобы он известную часть своего времени отдавал изложению очередных технических вопросов транспорта перед широкими рабочими массами языком, доступным этим массам, в тесной связи с задачами сегодняшнего дня. В области транспорта не должно быть ни одного сколько-нибудь знающего рабочего, специалиста и бывшего политработника, который не был бы вовлечен в создание производственной демократии, – не просто рабочей демократии, а производственной; мы все должны стать хозяйственниками и организаторами, не должно быть ни одного, который не был бы вовлечен в работу. Это значит, что нужно создать такую организацию трудящихся масс, когда каждого представителя берут, что называется, на мушку и рассматривают, что он дал производству в области фактического улучшения материального положения трудящихся масс. Можно сказать с полной уверенностью, что, несмотря на всю нашу бедность и нищету, и сейчас, при инициативе и уменье каждого работника нашего союза на месте, можно улучшить на одну сотую, на одну пятидесятую положение рабочих, если относиться к этому со всем вниманием. Нужно привлечь передовых рабочих к тому, чтоб они вносили элементы коллективизма в область более отсталую, – в домашний обиход, где еще господствует мещанство, тупоумный мещанский индивидуализм, где еще жена рабочего отдельно стирает, пришивает пуговицы, а муж, добывший отдельное шило, сам отдельно в своей конуре починяет себе сапоги. Если даже начать с такого малого, как товарищеские починочные мастерские, как коллективные столовые – не такие поганые, как у нас в большинстве случаев, – то под действительным серьезным контролем сколько-нибудь способной кулинарной инспекции, даже и сейчас, при нашей бедности в количестве продуктов, можно достигнуть и большей экономии средств, и большего удовлетворения элементарнейших потребностей рабочего класса.
Каждая группа рабочих должна таким образом оценивать своих представителей: что они сделали на месте для улучшения положения из местных средств, что они дали для повышения производительности труда. Только таким образом рабочий союз, вовлекая элементы административные и технические из других областей, перевоспитывая внутри себя и выдвигая из союзов большое количество рабочих и сращивая аппарат хозяйственный с аппаратом союза, создаст рабочую демократию. Только таким образом параллелизм существования органов союза и советских хозяйственных органов исчезнет. То, что сейчас союз делает, создавая отделы по производству, есть переходная мера. Отделы по производству и соответствующие ячейки ни в коем случае не могут быть увековечены как органы хозяйственного управления. Это не самодовлеющие органы: это только щупальца, протянутые от союза к советским хозяйственным органам, чтоб облегчить процесс сращивания. В каждой такой ячейке должен сидеть, соответственно отрасли работы, руководитель; все эти вопросы должны обсуждаться совместно, т.-е. такая ячейка должна вовлекаться в хозяйственный аппарат. Из состава хозяйственного аппарата наиболее одаренные практические работники или специалисты должны втягиваться в союз. И таким образом исчезнет пропасть между теми, которые получили специальные познания, и теми, кто является представителем союза. Это есть задача Цектрана по самому существу. Борьба, которая ведется в профессиональном союзе, имеет много случайных элементов, от которых надо отвлечься. Конечно, тут вносится страстность и личные моменты. Это нужно смести, как сор, и мы это сделаем. Если мы вынуждены будем пойти с таким лозунгом борьбы к массам, – мы не боимся к ним с этим пойти, – мы массе объясним, в чем суть. Все дело в том, что мы подошли к новой эпохе, к эпохе самодеятельности масс, к эпохе хозяйственной, к эпохе производственной. Поэтому мы говорим рабочим массам: по-прежнему относитесь критически к вашим
