затевать войну с Эстляндией мы не хотим. Более того. Теперь, когда мы подошли к границам Эстонии, мы открыто и официально предложили эстонскому буржуазному правительству заключить с нами перемирие и приступить к переговорам о мире.[105] Вы знаете прекрасно, что мир, когда мы его заключали, никогда не шел во вред нашему здоровью. Наши враги, которые были покрепче эстонской и финляндской буржуазии, они ныне покоятся на кладбище, а мы с вами живы и здоровы. (Аплодисменты.) Наш Брест-Литовский контрагент отошел в историю, а Советская власть существует.
И поэтому мы можем с полной уверенностью и спокойствием сказать эстонской буржуазии: Какой путь смерти и гибели избираешь ты себе? путь ли открытой борьбы с нами, или путь временного примирения? Мы можем спокойно дожидаться того, какого пути она решит держаться в ближайшие дни и недели. Тем не менее, мы, без задней мысли, открыто предлагаем эстонскому правительству, как предлагали финляндскому правительству, заключить мир, хотя бы со скрежетом зубовным, со всей ненавистью к ним, ибо, как вы знаете, чувства, которые мы питаем к ним, таковы же, как и чувства, которые они питают к нам. Тем не менее, такое предложение мы делаем и этим предложением показываем и свои силы и свою веру в себя. Какой путь изберут белые, Эстония и Финляндия, мы не знаем. За последнее время скопляются данные в пользу того, что финляндская буржуазия как бы собирается перейти все же в наступление на Петроград. Вы знаете эпоху, когда у них во главе стоял Маннергейм; тогда вопрос о походе на Петроград казался решенным. Маннергейм назначил под Териоками маневры своих полков; это было в феврале текущего года, и это закончилось тогда в высшей степени печально для Маннергейма: финны замитинговали и отказались пуститься в авантюру; на маневры прибыли ровным счетом две роты, по сообщениям осведомленных финнов – меньше 300 человек. Пришлось отложить вопрос о наступлении на Петроград, тем более, что мы под Белоостровом на эти предполагавшиеся маневры ответили контр-маневрами, двинули красных курсантов Петрограда. Тогда было сказано, что если Петрограду будет грозить опасность, то честь большого удара будет предоставлена им, – это наиболее обученная и сплоченная единица; они, разумеется, с восторгом приняли весть об этой высокой чести. С того времени число их в Петрограде удвоилось, задача остается та же. После того Маннергейм вышел в тираж; неожиданно вместо него выбранным президентом оказался бесцветнейший профессор Стольберг, у которого половина существования состоит по-видимому в непрерывном трепетании перед большевизмом, перед Антантой, в трепетании перед маннергеймовцами, которые в лице генерала Игнациуса угрожали восстанием, если он не будет следовать политике Маннергейма. Это петушиное крыло финского национализма ничтожно, это бывшие активисты, буржуазные и мелкобуржуазные офицеры, которые выдвинули не более не менее как ту идею, что для того, чтобы взять в руки восточную Карелию, незамерзаемый порт на Белом море, им надо залог, и таким залогом будет – не угодно ли видеть – Петроград.
Стало быть, Финляндия в качестве залога положит себе в свой обширнейший карман Петроград, до того момента, когда мы выплатим ей чистоганом Карелию и порт на Беломорском побережье. Это, разумеется, детские представления. Не так давно я заглянул в превосходную финскую книгу «Калевала» – сборник былин, преданий, рун финского народа. Это превосходная книга народной поэзии, которая показывает, что финский народ – в высшей степени одаренный народ, которому предстоит дальнейшее высокое культурное и духовное развитие. Но там, товарищи, в этих былинах, в рунах можно встретить представление, несколько подобное политическим мыслям этих младофинских активистов и шовинистов. Там рассказывают о том, как прилетала гигантская утка, снесла яйца, и из них вышли земля и солнце, или была корова с таким хвостом, что птица 24 часа летела от начала и до конца хвоста. Это фантазия народной мысли. Но когда финские активисты, эта жалкая кучка, обещают взять Петроград с его пролетариатом, с его гарнизоном в качестве залога, то это напоминает эту старую финскую утку, которая снесла и землю, и солнце. Но то, что там является продуктом наивной народной фантазии, то здесь кажется горячечным бредом. Однако, не финские активисты способны нам нанести удар. Англия стоит за спиной Финляндии, и она говорит Стольбергу: Ты сделаешь то, что обещал сделать Маннергейм; под прикрытием твоего профессорского миролюбия и твоего профессорского трепета, мы мобилизуем из Финляндии все, что можно, мы вооружим и двинем на Петроград. При этом Англия смотрит на Финляндию, как на кусок угля, кирпича, как на охапку соломы для того, чтобы бросить ее в пламя гражданской войны. Что такое для Англии, если при этом погибнет Финляндия, лишь бы ярче разжечь костер гражданской войны в нашей стране, лишь бы более ослабить, обескровить рабоче-крестьянскую Россию. И та финская буржуазия, которая в этих условиях идет на сделку с великобританским империализмом, является предательницей, злейшей предательницей кровных элементарнейших интересов финского рабочего класса. И мы с вами, товарищи, особенно красный Петроград, его Совет, имеем право сказать, что мы не хотим и не будем, не можем дольше терпеть такого порядка, когда страна, небольшая страна, которая из рук Октябрьской революции получила свою независимость, эта страна становится ареной постоянных угроз. Она получила независимость без боя, и дает нам, взамен, шпионаж, налеты, стрельбу по нашим пограничным отрядам, постоянные угрозы, провокацию, дает убежище Юденичу, Родзянке. Они сейчас в Гельсингфорсе сосредоточивают горы военного снаряжения, там прибывают у них все новые и новые танки, которые они собирают против нас.
Они лгут своим народным массам, они обманывают путем ложных известий и шовинистической отравы, для того чтобы сколотить против нас два-три корпуса и двинуть по приказу англичан. Разумеется, на всяком другом участке эта угроза не была бы для нас серьезной, но на Петроградском участке мы этого позволить не можем, и здесь мы поведем игру открыто. Мы знаем их намерения. Наша информация знает о том, какие ковы куют в Финляндии, наша разведка на высоте, каждый их танк, каждый батальон у нас на учете. Их планы нам известны. Мы открыто готовимся теперь и призываем к этому и вас; надо сделать невозможным наступление Финляндии. Разумеется, мы не желаем покушаться на финляндскую независимость, если нам будет действительно дана гарантия, что Финляндия будет держать руки по швам, не будет покушаться на Петроград, на наши границы. Мы, разумеется, не возьмем на себя инициативы действий против Финляндии, ни один красный солдат не перешагнет финскую границу, но в то же время мы сосредоточим здесь – мы начали уже эту работу, она в полном ходу – достаточные боевые силы для того, чтобы в случае первого серьезного покушения Финляндии перейти в решающее наступление против нас, сказать Черчиллю, Ллойд-Джорджу и трепещущему профессору Стольбергу, что та самая дорога, которая из Гельсингфорса и Выборга ведет на Петроград, эта дорога ведет из Петрограда на Выборг и Гельсингфорс. (Аплодисменты.) Более того, если красный террор был когда-либо оправдан и уместен, так это в данном случае по отношению к финской буржуазии. Мы говорим: ты вырвала свободу, независимость, полученную финским рабочим классом, своими хищными руками; мы, надеясь на логику мирной революции, тебя не трогали; ты продавала молодую красную Финляндию немцам, потом англичанам, мы на тебя не покушались; ты посылала своих летчиков – мы молчали; ты обрушивала бомбы на женщин и детей – мы терпели. Нравственное право целиком на нашей стороне. Хотя мы знали, что угнетенный финский рабочий с восторгом приветствует красные полки, мы не направляли их, мы не отвечали на провокацию. Теперь, когда эта провокация сгущается, когда она готова принять характер открытого похода на Петроград, мы говорим, что мы делаем каждого финского буржуа в отдельности ответственным за покушение финской контрреволюции на нашу первородную столицу Петроград. Каждый финский буржуа в отдельности в Выборге и в Гельсингфорсе будет давать отчет, когда наши войска в ответ на провокацию ворвутся на территорию Финляндии.
Могут сказать – это месть. Разумеется, товарищи, нам чужда политика мести для мести. Но бывают моменты, когда месть становится делом революционной целесообразности. Англия, эта беззубая тварь, уже неспособна воевать против нас, у нее нет сил, она науськивает, натравливает на нас своих мелких собак, этих четырнадцати из своры, подсчитанной лордом Черчиллем. И они впиваются в тело рабочего класса, предавая вместе с тем кровь, достояние и счастье своих собственных рабочих. И нам нужно на одном примере показать, что мы не позволим мелким бандитам, находящимся в наймах у старейших бандитов, мировых, терзать тело русского рабочего народа. И этот пример мы покажем на Финляндии. Она первая попадется под руку Красной Армии, которая на ней отомстит этой политике окружения, терзания, расстройства, паники, провокации, шпионажа и подлости. Мы пройдем опустошительным крестовым походом против финляндской буржуазии, истребим ее с беспощадностью. (Аплодисменты.) Товарищи, для этого у нас отделены крепкие и надежные дивизии, которые будут сосредоточены здесь в Петрограде, на ближайших путях к нему, в качестве маневрированных резервов. Я ничего не скрываю. Пусть меня финляндский генеральный штаб проверяет через своих агентов, через своих шпионов, он найдет достаточное подтверждение моим словам. Мы соберем достаточно крепкие надежные части. Я не буду называть их
