корреспонденция для него не простое удовлетворение тщеславия: «Вот, мол, и я, Иванов, подмахнул статью», – а выполнение некоторого общественного долга: «Я должен обличить такую-то неправду, такой- то непорядок или, наоборот, рассказать о такой-то заслуге»… Величайшая ошибка думать, что стиль можно выработать одними только формальными средствами, без главной пружины, без общественного устремления, которое толкает человека к действию. Мы, революционеры, и в писательстве на первом месте ставим стремление к действию: что-то изменить, что-то осуществить, чего-то добиться. Этой цели должны быть подчинены и усилия по выработке писательского стиля.
Из чего состоит корреспонденция? Из двух элементов, одинаково необходимых. Один из них, это – факт, а другой – точка зрения. Без факта нет настоящей корреспонденции. Это нужно помнить твердо. В основе корреспонденции должно лежать нечто живое и конкретное, притом свежее, то, что случилось, произошло на днях, недавно. Но подметить и выделить интересный факт можно лишь в том случае, если у рабкора есть точка зрения. Мало того, и преподнести читателю факт можно и должно под известным углом зрения. Только таким путем корреспонденция получит надлежащую воспитательную силу. Вот это сочетание живого факта с правильной точкой зрения и составляет сущность писательского искусства как рабкора, так и вообще журналиста. Смешно, конечно, спорить о том, что важнее: факт или его оценка. И то и другое необходимо. Но не глуши, не удушай факта точкой зрения! Первым делом расскажи факт, как следует быть, правильно и интересно. Не бей читателя по голове моралью, не тащи его за шиворот к выводу, – дай ему, как следует быть, разобраться в факте, изложи факт так, чтобы вывод вытекал сам собою, подскажи этот вывод читателю так, чтобы он не заметил подсказки. Это уж высшее искусство, и к нему должен стремиться каждый рабкор, который хочет стать серьезным работником печати. Подвигаться по этому пути можно лишь шаг за шагом, усердно исправляя и переделывая написанное, никогда не удовлетворяясь достигнутым, учась у других, проверяя себя через читателей, расширяя свои знания, свой кругозор и свой словарь.
В хорошем изложении должна быть прежде всего внутренняя логика. Надо последовательно излагать факты или развивать мысль, давая читателю возможность проходить своей собственной мыслью через все ступени, которые должны привести его к надлежащему выводу. Не редкость встретить журналиста или оратора, который не развивает последовательно свою тему, а зашвыривает читателей и слушателей отдельными несвязными мыслями или фактами, которые имеют то или другое отношение к теме. Такой неряшливый способ изложения действует разрушающе на мысль, как физическая неряшливость действует разрушающе на тело. Когда слышишь такого рода оратора, хотя бы и молодого, то говоришь себе: «Этот уже дальше не пойдет!». Ибо идти дальше можно, только добросовестно и вдумчиво прорабатывая вопросы, а это сейчас же видно на изложении: как бы прост ни был вопрос, но, если он продуман, в изложении будут и последовательность и свежесть. А если все свелось к шаблону, к фразам, к «трескотне» – ставь крест, пиши пропало!
Когда пишешь, представь себе ясно, что твою статью читают вслух в твоей мастерской, или в соседней, или на другом ближайшем заводе. Представь себе десяток-другой рабочих и вообще граждан, как они слушают твою статью. Задумайся спокойно и добросовестно о том, как эта статья входит в их сознание. А с другой стороны, представь себе ясно, что статью читают те лица, которых ты обличаешь за упущения и непорядки, и спроси себя: а не могут ли они сказать, что ты хватил через край, преувеличил, исказил, напутал, не разобравшись, как следует быть, в деле? Спроси сам себя, нет ли за тобой действительно греха в этом и не лучше ли отложить статью и еще раз проверить факты, как следует быть. Добросовестность рабкора есть важнейшее качество, без которого все остальные не послужат ни к чему. Если корреспонденции твои раз, другой и третий окажутся неправильными, преувеличенными или прямо ложными, то это не только подорвет доверие к тебе, рабкору Петрову, но может подорвать у отсталых читателей доверие к печатному слову вообще. Помни, рабкор, о своей собственной репутации, как газетного работника, и, вместе с тем, о твоей обязанности, как стража чести и достоинства советской печати!
Конечно, все это уже далеко выходит за пределы вопроса об изложении и стиле. Но связь тут все же самая прямая. Давно уж было сказано одним умным французским писателем, что «стиль – это человек», то есть не нечто внешнее, поверхностное, а нечто внутреннее, выражающее характер человека, его развитие, его волю, его добросовестность… Чтоб выработать свой стиль, надо выработать в себе мыслящего и действующего человека. И в этой выработке нельзя никогда останавливаться на месте!
Популярность или общедоступность
Изложение должно быть всегда, конечно, как можно более общедоступным. Но это опять-таки очень и очень сложный вопрос. Степень доступности зависит не только от изложения, но прежде всего от существа излагаемого вопроса. Чтобы подойти ближе к этой теме, я познакомлю вас с одним открытым письмом ко мне, которое было прислано в «Рабочую Газету», а редакцией газеты переслано мне. Вот главные места этого письма:
«Прошу редакцию „Рабочей Газеты“ напечатать в газете это открытое письмо к т. Троцкому. Я, как рабочий корреспондент нашей пролетарской рабочей газеты, не могу обойти молчанием то, что затрагивает меня как корреспондента и как культурника. Дело в том, что я очень часто встречаю в газете „Правда“ (которую я тоже выписываю) статьи т. Троцкого о рабочем быте, пролетарской культуре, искусстве, партийной политике в искусстве и т. д. Статьи очень и очень важные в настоящее время и интересны по сюжету, но только не для всех; под словом всех я говорю о рабочих, т.-е. не то, что они неинтересны для рабочих, наоборот, очень интересны, но, к великому сожалению, не вполне понятны и непонятны лишь только потому, что слишком уж перегружены научными терминами и словами, как, например, в газете N 209, в статье „Партийная политика в искусстве“, фигурируют: „критерий“, „метафизика“, „диалектика“, „абстракция“, „антагонизм“, „индивид“ и т. д. Все эти слова требуют от читателей известной подготовки и высшего образования, а для среднего читателя и в особенности для рабочего они непонятны и, конечно, через это вряд ли могут заинтересовать их; в силу этого я бы, с своей колокольни, просил тов. Троцкого чаще писать такие статьи, но воздерживаться от вышеуказанных иностранных слов и терминов, а заменить их общепонятным популярным русским языком, дабы всем такие статьи могли принести ту духовную пищу, которой так жаждут наши отсталые рабочие читатели. З. Крячко. 25 сентября».
Письмо, как видите, довольно старое, я отвечаю на него здесь с запозданием. Но это роли не играет, так как вопрос о популярности имеет не временное, не мимолетное значение. Я, конечно, не стану доказывать, что статьи, о которых говорит т. Крячко, общедоступны, или что в них нет лишних иностранных слов или выражений, которые можно было бы построить удобопонятнее. Возможно, что такие грехи и промахи в этих статьях есть, даже наверное. Тем не менее, суть вопроса о популярности все-таки не здесь. Я сказал, что стиль зависит в огромной степени от того, насколько знает человек, что он хочет сказать. В основе лежит мысль, стремление к действию, а стиль развивается и обнаруживается уже как служебное средство. То же и с популярностью. Она не самоцель, а средство к цели. Изложение должно отвечать предмету, степени его сложности или простоты. Конечно, можно наворотить совершенно лишних иностранных слов и запутать самую простую мысль. Но сплошь и рядом трудность не в словах, вообще не в изложении, а в самом вопросе. Вот, например, «Капитал» Маркса. Можно его популярно написать, устранивши иностранные слова? Нет. Почему? Потому что тема сложнейшая. Если мы все иностранные слова «Капитала» заменим словами отечественного производства, то «Капитал» вовсе не станет более понятен. Почему? Потому что тема сложная. А как подняться к «Капиталу»? Старайся прочитать ряд более простых книг. Наберись знания и дойдешь до «Капитала». Главная трудность – в сложности вопроса. Более того. Если иностранные слова в «Капитале» заменять чисто-русскими, то изложение не только не выиграет в ясности, а, наоборот, усложнится. Научные термины (слова, обозначения) связаны с определенными точными понятиями. Если эти установившиеся термины заменять какими-либо более или менее подходящими русскими словами, то точность терминов исчезнет, изложение станет более расплывчатым. Гораздо лучше пояснить нужный термин, а затем повторить его раз и другой и ввести его таким образом в сознание читателя или слушателя. Если вопрос непосредственно вытекает из опыта рабочего, изложение всегда можно и должно дать такое, чтобы тебя понял прекрасно даже безграмотный. Но если вопрос из опыта отдельного рабочего непосредственно не вытекает, если вопрос опирается на несравненно более широкий опыт, как, например, вопросы математические, вообще научные, философские, то довести их до полной общедоступности одним изложением никак нельзя. Тут нужна подготовка, нужна тщательно подобранная библиотека, которая была бы для рабочего лестницею вверх, а каждая книжка – ступенью.
Первой ступенью для отсталого читателя-рабочего должна быть естественно корреспонденция своего же местного рабкора. Как читает газету передовик, политически и теоретически воспитанный рабочий? Он
