Естественно, Квашнин дал понять Казанцеву, что тот пока еще чужак в этом воюющем округе.
Пошли разговоры о конфликте командующего со своим новым замом. Сплетничали о том, что они, видимо, не сработаются.
На самом деле никаких принципиальных разногласий не было. Квашнин просто-напросто «настраивал» Казанцева на особый ритм работы, давал понять, что в СКВО — своя специфика, что здесь прежде всего ценятся офицеры, прошедшие Чечню, и существуют другие приоритеты — авторитет зависит не от должности, а от боевого опыта и т.п.
Кстати, Виктор Германович это вскоре понял сам и не таил обид. С Квашниным у него со временем сложились нормальные отношения. Настолько нормальные, что уже через год, в июле 97-го, Анатолий Васильевич, уходя в Москву на должность начальника Генштаба, рекомендовал назначить командующим именно Казанцева.
Хотя Виктор Германович сам в первой войне и не участвовал, но не избежал тяжелой участи тех родителей, чьи дети пострадали в Чечне. Его сын Сергей — храбрый и мужественный офицер — получил на войне тяжелейшее увечье, стал инвалидом и впоследствии уволился из Вооруженных Сил. Мы все понимали отцовские чувства Казанцева-старшего, его критическое отношение к первой чеченской кампании 1994-1996 годов, желание избежать новых военных конфликтов.
Это стремление его было настолько сильным и глубоким, что привело однажды к серьезным разногласиям с руководителями МВД. Разногласия эти возникли летом 98-го из-за того, что «эмвэдэшники» хотели в первую линию окопов вокруг Чечни посадить армейцев, а себе отводили скромную роль «второго эшелона».
— Так нельзя! — возмутился Казанцев. — У армии — мощное вооружение, широкие возможности применения силы. И если чеченцы пойдут на провокацию, любой армейский военачальник просто обязан будет использовать все имеющиеся у него средства (даже авиацию) для подавления и уничтожения противника. А в горячке боя кто там разберет: идет ли речь о провокации или о широкомасштабной акции бандитов? Армейцы, если раздухарятся, сметут пол-Чечни с лица земли. Опять война…
Командующий был прав. В первой линии окопов должны были сидеть подразделения МВД. Они, кстати, и подготовку проходили именно для борьбы с мелкими отрядами бандитов. Эта специфика милиции ближе. А вот во втором эшелоне в опорных пунктах уместнее были бы армейцы с их пушками, танками, ракетами, авиацией и т.д. Вполне нормальный расклад. Увы, руководство МВД, пользуясь близостью к тогдашнему Президенту России, попыталось все поставить с ног на голову. Из Москвы пошли указания о замене «внутренников» и милиции в первой линии «санитарного кордона» на части и подразделения СКВО. Казанцев звонил в Минобороны и Генштаб, доказывал, отстаивал свою правоту.
— Сколько можно нашими руками жар выгребать?! Если «менты» при их огромных силах не справляются с мелкими бандами чеченцев, то при чем здесь мы? До каких пор мы будем исправлять их ошибки?! Пусть привыкают действовать самостоятельно, творчески! — убеждал командующий своих «московских абонентов».
Разгорался конфликт, внешне походивший на межведомственную разборку, а это уже серьезно. Дошло до того, что Казанцева вызвали в Москву. Ельцину представили все таким образом, что командующий войсками округа боится чеченцев и поэтому предпочитает не конфликтовать на границе. Это во-первых. Во-вторых, по-хамски, грубо, оскорбительно ведет себя с руководством МВД. В президентской администрации был подготовлен указ об отстранении генерала Казанцева от должности — за все мыслимые и немыслимые грехи.
Мы возвращались из Москвы в одном самолете. Как его заместитель, я был в курсе всех нюансов конфликта. Виктор Германович находился в крайне подавленном состоянии. Прямо на «борту» выпили водки, чтоб загасить стресс. Казанцев попросил:
— Геннадий, я знаю — ты на моей стороне. Включи все свои связи, помоги «отбиться» от этого «наката». Иначе снимут. Дело не только во мне. Если «эмвэдэшники» здесь восцарят — всему округу несдобровать. Как пить дать, подставят нас…
Я обещал помочь. Звонил, просил, доказывал, обещал… Не уверен в личной своей заслуге, что президентский Указ не был подписан, но знаю только, что решающее слово сказал А. Квашнин. Именно он тогда отстоял командующего, а значит, и округ.
Казанцев действительно хотел мира на Северном Кавказе и готов был тушить даже не возгоревшиеся еще очаги конфликтов. Зная о дружеских контактах Р. Аушева с А. Масхадовым, он полагал, что если наладить добрые отношения с ингушским президентом, это сразу улучшит политический климат в регионе. В принципе, одна из «болевых точек» была определена верно. Но некоторые моменты, признаюсь, мне были не по нутру. Не стоило так уж потакать. Захочет Руслан Султанович «своих» военкомов в Ингушетии — пожалуйста, хочет Горский кадетский корпус — имейте и радуйтесь… А какую линию проводят в республике эти военкомы, кого воспитывают из юных горцев — это уже неважно.
Правда, в организации «корпуса» Виктор Германович принимал живейшее участие еще и потому, что сам с детства-малолетства учился в Суворовском училище. И получил прекрасное образование и воспитание. Кроме военного дела, хорошо знает литературу, сам пишет стихи, играет на рояле и даже неплохо поет.
Помню вечера отдыха, которые стали проводиться в частях нашего округа при новом командующем. Чествования лучших солдат и офицеров, концерты, застолья. По себе знаю, как хорошо, душевно проходили эти мероприятия, хотя к ним меньше всего подходит этот казенный термин. Виктор Германович старался сдружить офицерские коллективы, побудить людей вместе радоваться и огорчаться, вместе преодолевать невзгоды.
Безусловно, это была правильная линия, потому что общеполковой праздник и «офицерское застолье», как ни парадоксально звучит, исключают пьянство. Наоборот, пьянство процветает там, где пьют втихаря — в «каптерках», канцеляриях и казарменных сушилках. Или взять такую многоплановую проблему, как «Офицерское собрание». До его прихода эти собрания действовали от случая к случаю. Виктор Германович их расшевелил, заставил работать на «оздоровление атмосферы в коллективах». Это было очень актуально в конце 96-го, да и в несколько последующих лет: в войсках очень болезненно переживали драму первой чеченской войны, «бегство» из республики после «Хасавюртского пакта».
Меня, не хочу скрывать, поначалу поражали в нем резкие контрасты характера. Заботясь о нормальной морально-психологической обстановке в частях округа, он был порой и первым же ее возмутителем. Его грубость с подчиненными временами переходила «критические отметки». Стучал по столу кулаком так, что подлетали телефонные аппараты, а крепкий мат не глушили даже дубовые двери кабинета. И ожидавшие в приемной офицеры начинали бледнеть еще до встречи с генералом. Такой стиль общения, даже при всей «крутизне» нынешних нравов, некоторые просто не могли перенести: генералы Б.Дюков и А.Потапов написали рапорты и перевелись из округа. Подскочила статистика инфарктов среди офицеров.
Когда Виктор Германович однажды «наехал» на меня, я не выдержал: «Если вы будете разговаривать со мной в таком тоне, я буду отвечать тем же…»
С тех пор Казанцев грубости со мной не допускал, хотя с другими по-прежнему срывался. Спасало одно: все знали, что командующий делает это без всякого зла, нет в нем мстительности. Да, мог нашуметь, обругать, но тут же, как ни в чем не бывало, по-дружески хлопал по плечу. Он был как климат в Забайкалье, резко-континентальный — изнывающая жара днем и леденящий холод ночью. Вспыльчивый, но быстро отходит.
Все бы ничего, но эти качества иногда проявлялись там, где требовались особая выдержка, хладнокровие. Когда боевики из Чечни прорвались на Новолакском направлении, в один из моментов Казанцев проявил нетерпение. Было это в день, когда «федералы» атаковали высоту с ретранслятором. Командующий торопил, гнал подразделения вперед, не дождавшись поддержки авиации. В результате четкого взаимодействия не получилось. Удар с воздуха чуть запоздал. Случай этот, правда, единичный, и Виктора Германовича трудно упрекнуть в каких-то других просчетах. Конечно, как и на всякой войне, при проведении войсковых операций возникали шероховатости: уж очень велико желание побыстрее разделаться с противником.
Так было и когда я руководил войсками в Кадарской зоне. Казанцев все торопил, требовал в считанные дни покончить с ваххабитским анклавом Дагестана. Я, конечно, сердился и отвечал, что мне на месте виднее: невозможно одной-двумя атаками разрушить мощную (годами создаваемую) систему обороны в
