– Вот уж нет! Чтобы добиться этого визита, Клардье пришлось потратить немало здоровья. Хотя бы из уважения к его хлопотам ты не имеешь права отказаться от приглашения – да еще в последнюю минуту. К тому же тебе могут предложить что-нибудь интересное.
– Сомневаюсь я.
– Как ты можешь об этом знать заранее?
Он грустно улыбнулся. Вот уже полгода, с июня, он безуспешно искал хоть какое-нибудь занятие. Кому он нужен в его-то возрасте? Последнее место он потерял потому, что бюро статистики, где он служил на полставки, закрылось. К счастью, у Эмильен было отложено немного денег, полученных по завещанию от матери. Они с грехом пополам перебивались на проценты с этого капитала, вложив одну половину в ценные бумаги, вторую – в доходный дом. К тому же с началом года Анн повысили в должности.
– Ты знаешь, папа, – вновь заговорила она, – мне кажется, в последнее время ты все пустил на самотек. Ты не можешь и дальше вот так ничего не делать.
– Но, дорогая моя, – тихо ответил он, – я конченый человек.
– Ты? Да ты в отличной форме!
– Внешне – может быть… А вот внутри… Я ощущаю себя старым, уставшим и потрепанным. С тех пор, как Мили заболела, мне ничего не хочется.
Жалуясь дочери, он получал прямо-таки патологическое удовольствие. Словно сбрасывал с себя одежды и зализывал прежде скрытые от глаз раны. Чем и вызывал гнев Анн.
– Прошу тебя, папа! Не будь беднее, чем ты есть на самом деле. Поверь, мне тоже не сладко, но я держусь.
– Это по молодости.
– Пойми, ты обязан пойти на эту встречу.
– Хорошо, хорошо, пойду… – Он помялся и спросил: – Как мне одеться?
– Как есть, ничего не придумывай. Сегодня вечером я дома не ужинаю.
Отец посмотрел на нее с удивлением:
– Куда ты идешь?
– На концерт, с друзьями.
– А как же укол Мили?
– Я вернусь как обычно, к половине седьмого. – Она взглянула на часы и закончила: – Все, убегаю.
– Фруктов не поешь?
– Некогда!
Он смотрел, как она поднималась. Словно внутри нее распрямлялась стальная пружинка. И вся она была такая живая, стройная. Сколько же в этой хрупкой фигурке энергии…
Из-за двери донесся голос Эмильен:
– Анн, дорогая, поправь мне подушки.
– В точности то, чего я и боялся, – сказал он. – Смехотворная ставка! И никому не нужная оценка продаж. Как будто в оптовой торговле канцелярскими товарами есть нечто новое! Да все я об этом знаю! Как говорится, продажа с доставкой на дом! Я за все их поблагодарил и отказался.
– Ты прав, – поддержала его Эмильен.
Анн, только что сделав матери укол, решение отца не осудила, но и не одобрила. Правда, он об этом и не просил. Ему было бы несравненно сложнее, получи он предложение чуточку заманчивее. Но ничто не пугало его более возможных перемен. Для него предпочтительнее пусть и паршивое, но «статус кво», нежели привлекательная, но авантюра. Истинным его призванием было находиться возле Мили. И как Анн этого не поймет? Но она понимала и теперь улыбнулась ему. Он ее поцеловал. Победа!..
– Тебе нужно позвонить Клардье, – посоветовала она, убирая шприц.
– Ты думаешь, необходимо?
– Обязательно. Ведь это он рекомендовал тебя в С.Е.П. По крайней мере, проинформируй его о результатах своего визита.
– Ты права. Завтра так и сделаю.
– Почему не сегодня вечером?
– Его может не оказаться на месте.
– А ты попробуй.
Пьер повиновался.
На другом конце провода пропело контральто с сильным испанским акцентом:
– Ни мадам, ни мсье не вернулись, и они не собирались обедать дома.
Пьер отсрочке обрадовался, поскольку беседа с Клардье предстояла деликатная. Клардье относился к тому типу людей, которым безумно нравилось оказывать услуги, даже если их об этом не просили. Пьера обязательно упрекнут, что он не умеет настаивать на своем, пообещают через сутки обеспечить аудиенцию с генеральным директором С.Е.П., а то еще и вызовутся организовать ему встречу с тем или иным высокопоставленным лицом, и тот согласится взять его. Для Пьера все это выльется в дополнительные визиты, говорильню и бесполезное низкопоклонство. И он сделал бы все, чего бы от него ни потребовали. А так – не посрамленный и с безмятежным видом он продефилировал перед Эмильен, которой дочь только что принесла поднос.
Перед тем как приготовить все те же сэндвичи с колбасой на мякише без корочки, Анн привела себя в порядок. Когда она появилась – причесанная, одетая в шерстяное, цвета спелой сливы платье, обшитое тонкой сатиновой тесьмой, подобранной точно в тон, – Эмильен не смогла скрыть удовольствия. Пожелав дочери доброго вечера, она вздохнула:
– Я так тебе завидую! Если бы и мне можно было пойти с тобой…
Пьер быстро съел ужин и вернулся в кресло, поближе к Эмильен и телевизору. На середине передачи о Рубенсе они задремали.
Очнувшись первым, Пьер крадучись вышел из комнаты, наспех умылся и натянул чистую пижаму в голубую полоску. Он уже было забрался в постель, но Эмильен открыла глаза, улыбнулась и прошептала:
– Снова эта пижама… Я попрошу Луизу, чтобы она пустила ее на кухонные тряпки…
– Что ты имеешь против моей пижамы?
– Ты в ней похож на киношного каторжанина.
– Тебе не нравится мой серый костюм, тебе не нравится моя полосатая пижама… Что же тебе нравится?
– Не знаю… например, бежевая.
– Я берегу ее для особенных случаев.
Приподняв ресницы, она игриво и хрипловато спросила:
– Каких таких особенных случаев?
– Вдруг мы отправимся в путешествие, вдвоем… – Он произнес это, не задумываясь, и у самого перехватило в горле. – Ты хочешь, чтобы я переоделся?
– Да.
Пьер молча подчинился и вскоре вернулся в бежевой пижаме. Рукава ее были длинноваты.
– Ты великолепен, – заметила Эмильен.
Он выключил телевизор и скользнул под одеяло. Сегодня вечером Эмильен не столь раздражена. Не от того ли, что они остались наедине? Проявления этой ее болезни столь загадочны, столь непредвиденны… Пьер подвинулся к ней ближе.
– Иди ко мне, – прошептал он. – Вот так, тихонечко… Ненадолго… Нам так хорошо вдвоем.
Эмильен прижалась к нему. До чего же она исхудала… Ему казалось: сделай он одно неосторожное движение, и ее хрупкие косточки треснут. Он обнял ее за плечи. Тепло ее тела, близкого и родного, взволновало его. Снова ей двадцать пять, и волосы ее сохранили тот же пряный запах.
– Если бы ты знала, как я тебя люблю! – бормотал он в тишине.
И его вдруг накрыло огромной радостью – она обязательно выздоровеет! Совершенно точно. Он это знал лучше других. Против всяких доводов.
Мили осторожно высвободилась:
– Пьер, я хотела тебе сказать… ночью ты шевелишься и очень шумно дышишь… с твоим-то огромным
