объясняется оно из деятельности Самого Христа? Каково отношение этой новой формы духовной, пневматической жизни — к «Начальнику жизни» и Его историческому делу?
Уже Иоанн Креститель говорит о грядущем крещении Духом (Мк. 1, 8), но замечательно, что это новое крещение, которое противополагается Иоаннову крещению, совершается при жизни Христа всего один раз, и притом над Ним Самим. Затем дело представляется так, что хотя ученики Иисуса и продолжали крестить народ (что смущало учеников Крестителя), но сам Иисус
Что «Дух Божий» рассматривался не только как нравственная сила, на это указывает уже рассказ Матфея и Луки о рождении Иисуса. Он исполнился Духа после крещения (Мф. 13, 16) и «духом» был веден в пустыню (4, 1). Он начал проповедь в синагоге Назаретской словами Исайи: «Дух Господень на Мне, ибо Он помазал меня благовествовать нищим и послал меня исцелять сокрушенных сердцем…» (Ис. 61, 1–2). И Он начал говорить им: «ныне исполнилось писание сие, слышанное вами». И все
Итак, из свидетельства всей апостольской Церкви и из достоверных слов Христовых, переданных евангелистами, мы видим, что на Него смотрели еще при жизни Его как на пророка, или пневматика, «духовного человека», носителя Духа. Это объясняет нам и споры о Его духе: одни, даже «близкие» Его, говорили, что он в исступлении (ότι έξέστη), и хотели «насильно взять Его» (κρατήσαι αυτόν Мк. 3, 21); а книжники говорили, что Он имеет в Себе Всользевула (ib. 22). Здесь неоцененным является нам свидетельство четвертого евангелия. Иные критики заподозревали его показания, между прочим, и на том основании, что оно изображает Христа как совершенного «пневматика» под влиянием и при свете «духовной» жизни и «духовных» явлений последующей эпохи: недаром уже Климент Александрийский называет Иоанново евангелие «духовным», или «пневматическим» (το πνευματικόν εύαγγέλιον Euseb. h. e. VI, 13, 9). Но, нисколько не отрицая того, что смысл духовной жизни Иисуса раскрылся четвертому евангелисту лишь при свете нового откровения Духа, или новой «духовной» жизни апостольского века, мы находим у него не только более глубокое изображение такой жизни с внутренней ее стороны, но и множество чрезвычайно важных внешних подробностей о проповеди Христа, составляющих одно целое с тем образом, какой дают и синоптики. Он сообщает нам отдельные слова Христовы, странные и непонятные для слушавших, восторженные слова, не измышленные рассудком, но исходящие из глубины сердца, высказанные под наитием непосредственного вдохновения. Иисус не говорит, а восклицает, кричит (έκραξεν) их. «Иисус же вскричал (εκραξεν), уча во храме и говоря: и знаете Меня, и знаете, откуда я; но от Себя Я не пришел, а истинен пославший Меня, Которого вы не знаете. Я знаю Его, потому что Я от Него и Он послал меня» — слова, после которых многие искали схватить (πιάσαι) Его (7, 28). «В последний же день праздника стоял Иисус и возгласил (έκραξε), говоря: кто жаждет, приди ко Мне и пей! тот, кто верует в Меня, реки воды живой потекут из чрева его (как говорит писание)…» Опять слово, приводящее слушателей в смущение и вместе поражающее их, слово, настолько непонятное, что евангелист считает нужным его объяснить («сие же сказал о Духе, Которого имели принять верующие в Него, ибо еще не было на них Духа Святого…» ib. 37–39)[683]. Или еще слово: «Я есмь хлеб жизни» (6, 35), возбудившее ропот учеников: «какие странные слова, кто может это слушать!» То же следует сказать и о слове Иисуса о Его жизни, из-за которого «произошла распря между иудеями; многие из них говорили: Он одержим бесом и безумствует (δαιμόνιον έχεικαι μαίνεται, ср. 8, 48–52); что слушаете Его? Другие говорили: это слова не бесноватого; может ли бес отверзать очи слепым?» (10, 19 сл.).
Синоптики также приводят речи подобного же характера и свидетельствуют о подобном же впечатлении недоумения, изумления, страха, а иногда и негодования. Таково слово, которое донесли первосвященнику: «разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его», или слова о Сыне Человеческом, о Его славе и страданиях, о которых ученики «боялись» Его спрашивать (έφοβοΰντο γαρ Мк. 9, 32; Мк.9, 45; ср. Иоан. 12, 34); столь же непонятны были им и другие слова, например об огне и крещении (Мк. 12, 44) или об огне и соли (Мк. 9, 49).
В этой пророческой речи слышится необычайная сила и власть (εξουσία), которая приводит слушателей в смущение: одни видят в Его словах проявление демонической силы, другие — силы Божией, но что в словах Его говорит «дух», в этом сходятся как те, которые видят в них «глаголы жизни», так и те, которые видят в них «речи бесноватого» (ρήματα δαιμονιζομένου 10, 21). Но не в одних словах Христос является «облеченным силою свыше», как «помазанник Духа». «Мой отец доныне действует, и Я действую», — отвечает Он иудеям на упрек в нарушении субботы (Иоан. 5, 17). Если у синоптиков нарушение субботы оправдывается на основании самого закона и пророков, то здесь мы имеем прямую ссылку на действие Отца и на Его непосредственное откровение: Отец
Пророки учили не только словом, но символическими действиями: Ахия раздирает одежду свою на 12 частей, из которых он дает 10 Иеровоаму (3 Ц. 11, 30 сл.), Иеремия надевает на себя ярмо в ознаменование халдейского ига (28, 10)[684], Исаия дает детям своим символические имена[685]. Христос также совершает символические и пророческие действия. Подобным действием является, напр., Его мессианический въезд в Иерусалим и священнодействие тайной вечери, начиная с омовения ног, о котором сообщает Иоанн и которое в его изображении представляется именно каким-то торжественным актом: ученики молчат, подчиняясь непонятному для них действию Учителя, за исключением Петра, которому Он говорит таинственные слова: «что Я делаю теперь, ты не знаешь, а уразумеешь после», и «если не умою тебя, не имеешь части со Мною». Затем, по рассказу
