вещей в пространстве и времени возможно лишь под условием внутреннего соотношения этих вещей, их идеального единства в их реальном различии. И это внутреннее единство вещей в их различии обусловливает собою самую организацию универсальной чувственности. Время и пространство суть чувственные формы внутренней соотносительности вещей в их являющемся различии. И таким образом, внешнее отношение вещей и их изменений во времени и пространстве обусловливается их внутреннею соотносительностью.
Этой же соотносительностью вещей обусловливается и их объективная, логическая мыслимость, объективная познаваемость сущего в его явлении. Ибо познание сущего может быть логичным и положительным лишь при условии согласования и соответствия сущего — с нашей познающей мыслью. Если сущее, как таковое, не может быть объектом нашей мысли, если оно
КОНКРЕТНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ АБСОЛЮТНОГО
Всякая философия, стремящаяся понять мир как целое, пытается объяснить универсальную связь вещей в ее соотношении к нашему разуму, к нашему сознанию. Еще в древности мы находим попытку объяснить эту связь учением о единстве субстанции, лежащей в основании всех вещей. В новой философии Спиноза с особой энергией выдвинул вновь это учение. Но из такой пребывающей основы, из такого субстанциального единства не объясняется множество и различие вещей, не объясняется их конкретное соотношение друг к другу и к нашему сознанию, не объясняется мир явления во времени и пространстве. Пусть мир движения, изменения, рождения и смерти, мир генезиса, явления, индивидуального существования есть лишь кажущийся, призрачный мир представлений нашего индивидуального, ограниченного сознания. Требуется объяснить самое это сознание в его отношении к абсолютной субстанции и к другим вещам; и при этом нужно объяснить его во всей его действительности, во всей его особенности и различии от неизменного абсолютного. И мало-помалу самосознание нашего индивидуального «я» противополагается понятию абсолютной субстанции; самосознание является нам как реальное, действительное, живое, между тем как «субстанция» обращается в простую универсальную
Но как объяснить соотношение субъекта к его объекту, как объяснить связь вещей или существ, связь «я» и «не-я», — хотя бы в самом процессе сознания, — если понятие единой субстанции оказывается непригодным для такого объяснения?
В отличие от предшествовавшей метафизики Кант указал в самом сознании или субъекте начало универсальной связи всех наших представлений, всех явлений во времени и пространстве. Но в сущности и Кант не вполне отрешился от «субстанции» своих предшественников, не замечая, что его «вещи в себе» становятся на их место. Мы уже видели, какое противоречие заключалось в этом понятии: с одной стороны, «вещь в себе» признается абсолютно внешней и чуждой сознанию, вне всякого возможного к нему отношения. А с другой — «вещи в себе» полагаются в основание мира явлений, поскольку все содержание нашего опыта и наших представлений дается нашему сознанию или сознающему субъекту «извне». Мы видели далее, как отсюда идеализм последовательно пришел к совершенному отрицанию «вещей в себе», к признанию их абсолютной
Но значит ли это, что такой субъект был действительным началом всех отношений, — универсальною связью сущего, как это предполагает, по-видимому, субъективный идеализм? Значит ли это, чтобы все сущее актуально сознавалось нами, являлось нам? Соотносительность вещей обусловливает возможность их явления, их объективного бытия друг для друга; но самые формы чувственного явления — время и пространство в их бесконечности — показывают нам, что такая соотносительность простирается за пределы того, что нам является: ибо все бывающее во времени связывается с прошедшею и будущею бесконечностью, а все находящееся в пространстве — с бесконечностью протяжения. И уже одно это не позволяет нам видеть связь вещей или явлений в нашем конечном, ограниченном субъекте, противополагающемся этим вещам и явлениям.
С одной стороны, эта связь представляется нам обусловленной самыми формами нашего познания, нашей чувственности и нашей мысли: это — универсальное соотношение явлений в чувственных формах времени и пространства; это — универсальное логическое соотношение, в котором каждая отдельная вещь получает свою конкретную определенность в совокупности других вещей. С другой стороны, эта связь является нам как реальное взаимодействие сил, в основании которого мы должны допустить реальное, субстанциальное единство. Всякое соотношение предполагает в своем основании некоторое единство взаимоотносящихся вещей или терминов, — то, в чем они связываются между собою. И потому универсальная соотносительность сущего предполагает универсальное всеединство, заключающее в себе основание или потенцию всех отношений и всех различий.
Такое абсолютное всеединство не есть чисто логический синтез, из которого не объясняется реальное взаимодействие вещей; оно не есть единство сознания, единство субъекта, ибо одно субъективное единство не может обосновать реального взаимодействия «я» и «не-я». И в то же время абсолютное всеединство не есть простое единство субстанции, в котором упраздняются все конкретные различия взаимоотносящихся вещей. Ясно, что из понятий такой субстанции, сущей «о себе», нельзя объяснить ни реального
Отсюда — ряд попыток возвыситься до более конкретной идеи абсолютного и примирить понятие абсолютной субстанции, как пребывающей
Это учение, нашедшее в системе Гегеля столь яркое выражение, как мы видели, пало жертвой своей ложной отвлеченности; и до сих пор ни одна попытка исправить или дополнить философию Гегеля не увенчалась успехом, приводя к прежнему спиритуалистическому дуализму или к каким-либо другим основным положениям прежней метафизики.
Но отвлеченность немецкого идеализма не должна мешать нам видеть основную его правду. Связь вещей, их действительная соотносительность не сводится к единству субстанции и в то же время не может быть признана простым субъективным понятием нашего ограниченного сознания. Эта реально-логическая связь вещей, вне которой ничто не может быть мыслимо, ничто не может существовать вообще, предполагает реально-логическое единство. Конкретная соотносительность, взаимодействие «я» и «не-я», духа и природы, субъекта и объекта предполагает основное единство в их различии, универсальное всеединство духа с его противоположностью, мысли — с реальным бытием. Здесь, и только здесь, путь к решению конечной проблемы познания и метафизики.
Таков естественный, законный результат немецкого идеализма после Канта. Но одним этим общим